— Это ложь!
— В-третьих, — невозмутимо продолжал Альк, — последние бои шли уже на саврянской территории, и полукровок там теперь тоже немерено.
В-третьих, —
последние бои шли уже на саврянской территории, и полукровок там теперь тоже немерено.
Рыска слишком устала, чтобы на него орать, да и Жара жалко было будить, поэтому девушка ограничилась злобным шепотом:
— Все ты врешь! Наши тсецы совсем другие! Они бы нипочем не стали убивать беззащитных детей и мучить женщин!
— Н-да? И стража у вас по улицам ходит просто для красоты, купцы никогда не обсчитывают, а потаскухи дают исключительно по любви? С чего бы армиям отличаться друг от друга, если люди везде одинаковы?
Н-да? И стража у вас по улицам ходит просто для красоты, купцы никогда не обсчитывают, а потаскухи дают исключительно по любви? С чего бы армиям отличаться друг от друга, если люди везде одинаковы?
— Не одинаковы! Ты саврянин!
— И что?
И что?
Вопрос поставил Рыску в тупик. Как это — что?! Саврянин же! Какие еще объяснения нужны?
— О Божиня, что я делаю… — пробормотала девушка. — Сижу и спорю с саврянской крысой!
— О Божиня, что я делаю! Пытаюсь разъяснить тонкости политики глупой весковой девке.
О Божиня, что я делаю! Пытаюсь разъяснить тонкости политики глупой весковой девке.
Крыс снова нырнул в торбу, на сей раз целиком. Затянуть бы завязки покрепче и зашвырнуть подальше в кусты! Рыска даже подалась вперед, но копошение прекратилось, и в голове раздался издевательский голос:
— Мешка-то не жалко? Тебе ж зашивать придется.
Мешка-то не жалко? Тебе ж зашивать придется.
— И акцент у тебя омерзительный! — с досады брякнула девушка.
— Это у тебя.