Светлый фон

— Посвященного побереги. И женщину. Отними у них силу, если сможешь, пусть они по твоей милости окажутся на волосок от смерти, но доставь их ко мне невредимыми. Я… голодаю по ним.

Голос демона дергал нервы: низкий хрип, скрипение металла о металл.

— Я понял.

— Что до остальных… меня не касается, выживут они или нет. Делай что хочешь, только чтобы они не вмешались. У тебя удивительный инстинкт насчет выбора средств. Значит, они идут сюда? Прямо к нам в руки. Как удобно.

— И еще: посвященный боится солнца.

Тот, Кто Связывает застыл на мгновение. И медленно кивнул. Возбуждение, как наркотик, пробежало по хрупким от старости жилам, предвкушение обладания сладострастной судорогой взбудоражило дряхлую плоть.

— Это и в самом деле радостная новость, — прозвучал шепот. — Этого вполне достаточно, чтоб держать его в руках. Он дурак, если полез сюда! А женщина еще больше дура, так-то. Она мне однажды уже досталась. Что ж, я опять ее возьму. А потом… Ты, Калеста, сможешь забрать то, что останется. Служи мне верно, и я вознагражу тебя.

Демон поклонился. Намек на улыбку скользнул по его обсидиановому обличью; зеркальные глаза пламенели голодом.

— Как прикажешь, — просипел он.

32

32

Какое-то мгновение все молчали. Напряжение говорило само за себя. И жесты были достаточно красноречивы: руки ракхене сжимали древки копий. Ноги ракхене нащупывали опору поустойчивей, мышцы примерялись нанести удар. Глаза ракхене, исполненные ужасающей ненависти, смотрели одновременно в настоящее и в какое-то жуткое прошлое, туда, где одна разумная раса пыталась уничтожить другую. В отсветах кровавой резни нечего было сказать, просто не существовало способа сказать. Любые попытки договориться были обречены. Призыв к милосердию выглядел бы нелепой шуткой. Человек сам своими делами выпестовал себе куда более безжалостного врага, чем дано было сотворить любому порождению Фэа.

Дыхание Дэмьена прерывалось, ноги его захлестывала вода. Руки чесались достать меч. Не столько для того, чтоб пустить его в ход, сколько просто убедиться, что тот на месте: перевязь наверняка порвалась при падении, и река могла оставить его без оружия. Он повел плечами — легонько, пытаясь оценить вес снаряжения, — и острие копья кольнуло его в незащищенное тело так, что потекла кровь. Он застыл, косясь на Тарранта. Тот понял и осторожно, почти незаметно кивнул. «Хорошо, — понял Дэмьен, — я вооружен». Но хмурая гримаса вдобавок выражала и еще что-то. Священник опустил взгляд и увидел, что зачарованный меч его спутника — и его ножны, и тяжелый ремень, на которых они висели, — все исчезло. Таррант, должно быть, избавился от них перед тем, как прыгнуть в реку. «Дрянь дело». Мог ли Охотник сражаться врукопашную? При том, что его чародейское искусство нельзя было применять после землетрясения…