Светлый фон

– Дальше я пойду одна, – мягко сказала Нитар-Лисс, – но мне нужно было принести жертву Темной Матери, чтобы она дала мне сил добраться до Ока Сумерек.

– Ах ты…

Он рванул из раны нож, но тут же пожалел об этом: следом в темноту ночи плеснуло кровью. Его, Лан-Ара, жертвенной кровью. И перед глазами все поплыло – и белое, словно маска, лицо жрицы, и хоровод базальтовых стражей, и небо, до краев насыпанное звездами…

* * *

– Лан-Ар!!! Побери тебя Шейнира, прекрати так вопить!

Он непонимающе заморгал на розовый свет утренней зари. Под ребрами, там, где побывал нож, еще болело, и сердце, трепыхаясь пойманной птичкой, все никак не желало успокоиться.

– Ты сейчас созовешь всех чудовищ Лабиринта, – прошипела Нитар-Лисс.

Она склонялась к нему, и рыжая прядь щекотала подбородок.

Так, значит, все это… Только сон?!!

Тонкие пальцы Нитар-Лисс легли на медальон с образом третьего глаза Шейниры, ийлура несколько мгновений пристально смотрела Лан-Ару в глаза, а затем рассмеялась.

– А, вон оно что! Послушай, сколько раз я должна повторить, что не собираюсь тебя убивать? Мне и жертва-то не нужна – или забыл про мой браслет?

Лан-Ар молчал и хмурился. Он начал вспоминать, а было ли на руке ийлуры серебряное кружево? В том… сне?!!

Нитар-Лисс прошлась вокруг него, потирая ладони.

– Послушай, Лан-Ар…

– Я смотрю, твоей ноге стало легче.

– Мать синхов меня исцелила.

– Мать синхов меня исцелила.

Под сердцем разлился неприятный холодок. Полноте, да был ли то сон? А вдруг… Вдруг это дыхание Лабиринта Сумерек позволило заглянуть в самое сердце грядущего?!!

– Давай, я тебе объясню, – ийлура, миролюбиво улыбаясь, присела на корточки. Не рядом, напротив. И, положив подбородок на сцепленные пальцы, продолжила: – ты ведь принадлежишь Сумеркам, Лан-Ар. Именно поэтому я тебя с собой и взяла. Мне-то уже сумерки не по зубам – я давно во власти Шейниры. Но ты – в сумерках, и потому именно ты выведешь нас к Саду Бога…

– Разве не ты дорогу указываешь? – он недоверчиво всматривался в черные глазищи Нитар-Лисс, пытаясь понять, насколько правдивы ее речи. Но без толку выуживать истину из двух полированных кусочков черного обсидиана. На губах темной ийлуры прилипла сладкая улыбка, но в глазах – ночь, вечная ночь…