«Данила, принимай дела. Ты теперь, блин, начальник…» – шепнул ветер с интонациями амбала Вовика.

Тирмен взял пистолет обеими руками и прицелился.

Мишень-Пьеро ждал.

В конце концов, кто сказал, что все цели должны быть одинаковы?

Мишень шестая Я – твой друг

Мишень шестая

Я – твой друг

В крови гремит набатом залп мортир,

А пуля милосердия дешевле.

Мы веруем в тебя, великий тир!

Мы – бедные фанатики-мишени.[6]

Год Желтой крысы

Год Желтой крысы

1

1

Маяться в мае – распоследнее дело.

Домой Данька не вернулся. Постоял у магазина электроники «Хижина дяди Сэма», в метро спускаться раздумал и купил себе шаурму у приветливого араба. Домой – успеется. В таком настроении он не сумеет удержаться и оторвется на Лерке по полной программе: без причины, глупо, нелепо, но от того еще более обидно. А мечта Конана-варвара в интересном положении, не предусматривающем нервные срывы муженька. Пусть даже потом он явится с огромным букетом роз, встанет на колени, споет под окном серенаду, пугая соседей фальшивым баритоном…

Лерка простит.

Она уже привыкла прощать мужа примерно раз-два в год. Покладистого, молчаливого, заботливого, симпатичного, малопьющего, хорошо зарабатывающего мужа – предмет зависти всех Леркиных подружек и соседок от семнадцати до сорока пяти лет.

Маруся Климчак, одинокая блондинка, живущая в квартире напротив – вдова того Климчака, который сеть супермаркетов и автоматная очередь на Рымарской в упор, – однажды во всеуслышание заявила, что есть вот, значит, ученые крысы, кандидатки по вражеским языкам, которые, значит, не ценят, что имеют, и поэтому, значит, одних имеют, а к другим прицениваются… Маруся не довела мысль до конца, потерявшись в сложносочиненном предложении. Но выражение ее лица и жесты давали ясно понять, о чем тоскует веселая вдова.