Не смея вздохнуть и едва веря своей удаче, Шениор внимательно осмотрел края схрона – а затем осторожно извлек оттуда два предмета: свиток и миниатюру на костяной пластинке.

«Любопытно… Неужто прощальное слово Селлинора?»

Он подошел к окну и на свету рассмотрел миниатюру. Там было изображено лицо юной дэйлор в обрамлении высокого кружевного воротника. Бесспорно, девушка была красива – но отчего-то художник придал ее чертам слишком робкое и нерешительное выражение. Шениор повертел миниатюру в руках, но, не найдя на ней никаких надписей, отложил в сторону. К портрету он еще вернется, обязательно… Как только прочитает содержимое пергамента…

…Мой дражайший соперник! Если ты читаешь эти строки, значит, дух мой уже соединился с духами предков – и, значит, у Дэйлорона появилась надежда.

Что может сказать в свое оправдание король, желающий отдать и государство, и народ врагу? Ровным счетом ничего. Но я все же попытаюсь.

Полагаю, ты уже видел портрет моей единственной дочери, прекрасной, как отражение солнца в каплях росы, как лунный цветок, расцветавший на черном зеркале Поющего Озера? Ее считали мертвой, но на самом деле он была жива. Быть может, она жива и сейчас, когда ты читаешь эти строки – но ей уже нет спасения. Спасение было в моей слабости, но когда мы уходим, все, что принадлежало нам – а в том числе и слабости, и пороки, уходят с нами.

Она попала в хищные лапы тех, кто называет себя людьми, и вот оно, мое единственно оправдание. Все, что я сделал – я сделал по требованию тех, кто держит ее в заточении. Только ради нее я убил Кейлора д’Амес, твоего отца. Только ради нее я собирался принять сражение с армией империи и потерпеть поражение. И только ради нее я собирался отдать Дэйлорон на разграбление этим алчущим богатства тварям, что когда-то уже изгнали нас с южных земель. Вот и все, что я могу сказать, Шениор.