Глиргвай шумно вздохнула.

– У моей матери были с ним самые приятельские отношения, – продолжал Лайтонд. – И маги Фейре решили, что я, сын Разрушительницы Пчелы, тоже смогу договориться с Ящером. Меня выбрали Верховным магом, и отправили на поиски земного воплощения Ящера – Змея Горыныча, повелителя драконов Загорья.

По слухам, он жил за рекой Калиной…

Эльф был уже сыт по горло этой взбесившейся природой. Лайтонд начал тосковать по благородной размеренности тонов Мертвой Пустыни, чьи могучие руки обнимали обитаемый мир от Сюркистана на юге до Моря Вечной Ночи на севере. Он миновал ее быстро. Тогда у Лайтонда еще был конь. Да и в пустыне на границе с Фейре не выживали даже чудовища. Воздух там до сих пор горчил давней смертельной магией, уничтожившей все живое. Находиться там долго было опасно. Конь Лайтонда пал, едва они достигли крапивных лесов. Причиной тому была ядовитая серая пыль, которой наглотался конь. Кадриалис, один из магов Круга Магов Фейре, насоветовал Лайтонду взять с собой два бурдюка с миасским, лучшим красным вином и пить его вместо воды во время путешествия через пустыню. Эльф прислушался к дружескому совету и миновал пустыню почти без последствий. Но коня своего он, разумеется, вином не поил.

Хотя и было в этом безумии нечто величественное.

Лайтонд удобно расположился под кустом и прислушивался к разговору двух мужчин у костра. Куст благоухал как жасмин, на ветках которого гниет тушка вороны. Выглядело растение еще более странно. Но эльф уже привык и не обращал внимания. Наиболее короткая характеристика леса, которым он пробирался уже вторую неделю, звучала бы так: бред солдата, свихнувшегося в Железном Лесу.

Ничем другим нельзя было назвать крапиву в два человеческих роста, с древовидным стволом, но не ставшую от этого менее жгучей. У корней зачастую можно было увидеть обглоданные тушки мелких зверьков – длинноухих, как зайцы, но с иглами дикобраза – умерших от кислотного ожога. Эльф ни секунды не удивился бы, если бы крапивные деревья оказались плотоядными, но все было намного интереснее. Под корнями крапивных деревьев жили норные черепахи, из-за мощных панцирей неуязвимые для ожогов кислоты. Питались они не только погибшими в зарослях зверьками. Иногда черепахи отправлялись на охоту в близлежащие местности. На своих мощных спинах они разносили белую пыльцу, которой взрывались созревшие бутоны, и таким образом являлись создателями крапивных лесов. Единственными врагами черепах были огромные птицы, которые стряхивали со своих крыльев жесткие острые перья. Подобное перо превосходило пику боремского пехотинца по остроте и прочности. Панцирь черепахи оно пробивало легко. Перо проходило жертву насквозь, пригвождая ее к земле. После чего птицы – Лайтонд назвал их стальными орлами, надо же было их как-нибудь называть – могли потрапезничать с комфортом. Своим мощным клювом орел дробил панцирь на мелкие куски. Затем очень быстро рвал и глотал окровавленное мясо. Спешка объяснялась тем, что нужно было успеть сожрать как можно больше до появления тигрокрыс. Лайтонд, на правах первооткрывателя, дал имя и этим животным. В процессе эволюции их серая шкурка, наиболее удобная в полумраке подземелий и подвалов, сменилась желтой в зеленых полосах. Небольшие рога, венчавшие морды хищников, явно были архаическим пережитком – следом кровосмешения с лосетаврами.