— Они смирные, ваше сиятельство! Чай пьют, с кренделями…

— Я вас самих… кренделем завью! — Д’Ориоль въехал во двор, сопровождаемый двумя спутниками. — Эй, старуха! Где мой дурак? Где мой восхитительный дурак?! Я знаю, старуха, ты прячешь внука от моего сиятельного взора! Где он? Реми, идиот, развей мою хандру!..

Топча грядки, хохоча во всю глотку, граф напирал конем на кликушу. Франческа отступала, натянуто улыбаясь. У будки, брызжа слюной, захлебывался от лая Кудлач. То ли пес честно исполнял долг охранника, то ли у него были личные причины ненавидеть д’Ориоля, но рассвирепел Кудлач не на шутку.

— Он спит, господин мой… спит, маленький…

— Квентин! Тащи дурака сюда!

Один из спутников графа покинул седло и бросился в дом. Минуту спустя он выволок сонного, бестолкового Реми — парень едва переставлял ноги. Глаза скорлупаря были открыты, но не моргали. Из уголка рта на подбородок текла слюна.

— О! Мой дурак!

Оставив кликушу в покое, граф подъехал к скорлупарю. Знаком показав Квентину, чтобы тот отпустил парня, д’Ориоль некоторое время смотрел на Реми. Парень стоял, как столб, не обращая внимания на кавардак, творившийся вокруг. Он напоминал восковую куклу, оживленную неумелым колдовством.

Подняв хлыст, граф ударил скорлупаря по плечу.

— Алле-оп!

Такое сальто лилипутка Зизи, цирковая акробатка, с которой Мускулюс познакомился в Ятрице, называла ла-лангским. Прыгнув с места, Реми Бубчик сделал в воздухе полный оборот, повернувшись лицом к земле. Шарахнулся в сторону испуганный конь; натянув поводья, граф усмирил животное.

— Браво! Браво, дурак!

Д’Ориоль хохотал взахлеб, утирая слезы. Казалось, он в жизни не видел ничего смешнее такого пробуждения. Наверное, поэтому граф не услышал, как за его спиной лопнула цепь. Освободившись, пес Кудлач сперва не поверил своему счастью. Утробно зарычав, он припал к земле, готовясь атаковать. Сверкнули клыки, способные перекусить толстую кость…

Но прыгнуть собаке не дали.

Второй спутник графа сорвал с седла короткий шестопер. Он был умелым солдатом, этот человек. Взмах, полет, и оружие размозжило псу голову, как спелую дыню. Кудлач захрипел, повалился набок; тело собаки вздрогнуло — и Бубчики остались без сторожа.

— Едем!

Граф даже не взглянул в сторону убитого пса. Похвалить спутника за бдительность он тоже не подумал. Защита господина — долг слуги. Вот если кто оплошает, так с лодыря не грех и шкуру содрать. А верность для слуг — дело обычное и похвалы не заслуживает.

«Верность — для слуг…» — подумал Мускулюс, как будто подслушал мысли д’Ориоля.