– Не бойся. – Роза протянула руку и слегка щелкнула Магдалу по носу. – Просто если считать, что те есть на самом деле, то они точно так же не привязаны к нашему миру. Дом у них – в ручьях, в холмах, в камне, в дереве, а тут они гости, чужие. Вот и у меня так. И у тебя немного тоже.

– А ваш дом… сгорел?

– Что?

– Там… по правому борту?

Магдала не могла уже остановить вылетевшее слово. Миссис Роза зашарила по столу, полезла в карман, вытащила сигареты и зажигалку, но в библиотеке курить было нельзя. И она просто глубоко вздохнула.

– Н-нет, – сказала она с заминкой. – Не дом. Я там работала. Много лет. В госпитале. При миссии. Лечила людей. Детей. Стариков. Потом нам велели убираться.

– Кто?

– Другие люди. Неважно. Они думали, что так будет лучше. Смешно. – Хранительница с усилием поднялась из кресла, отошла к полке позади Магдалы. – Теперь, говорят, у них там действительно лучше. По крайней мере, с врачами. Обидно, дитя, сколько лет прошло – почти полвека, а мне до сих пор бывает обидно… Мог бы быть и дом. А вышло – одни пожары, да мертвецы, да правый борт. Так бывает, если очень сильно хотят, чтобы было как лучше.

Роза умолкла. Магдала тоже помалкивала. Она еще никому в жизни не хотела сделать как лучше, разве что курам или свинке с поросятами. Миссис Роза потянулась, хрустя суставами.

– Сто тысяч чертей, милая девочка, – сказала она, – там было тепло. Круглый год. Куба! Тропический рай… Э, не смотри так кисло. В конце концов, за мной пришел корабль.

– Этот?

– Этот. А мне было все равно тогда. И вдруг – ба! Библиотека! Теперь это мой дом, и тут мне лучше всего, и пожить я еще поживу, сколько Бог даст и судьба захочет.

* * *

Святую Бригиту со львом, драконом и единорогом Магдала дошить на берегу, конечно, не успела. Они с Мойрой болтали, та расспрашивала про Мальту: «Всю жизнь тут живу, у моря, а никогда о таких краях даже не слыхала». Пели еще: Магдала напела как могла ту мелодию, что слышала в госпитале, – или не ту? Но уж какую напела, той Мойра и научила – печальная песня оказалась, про разлуку, про синеокую Молли («У нас тут все девушки Молли, и все, понимаешь, кудрявые и синеокие»). Потом, чтобы развеять печаль и чтобы не приставала тоска к работе, пела мастерица другие – разухабистые, про Молли-кудрявую, про то, что «еще день не настал, будем петь и веселиться», про хитрого Кунлу, который «вошел в дверь незакрытую»… В песнях этих попадались странные слова, они и Мойре были непонятны: «Молодежь вроде как стала говорить помалу, да старики по деревням – те еще помнят, а мы без гэльге жили, без него и помрем, наверное». И Магдала свои мальтийские песенки попела немного, а потом оказалось, что все уже, последний день, и завтра с утра корабль снимается с якорей, и плыть ему к другому острову, в страну викингов, в Исландию.