Пылал в ночи Кав-Араван, полный любви.

Утром собирались в дорогу.

— Куда ты теперь? — спросил Акамие брата.

— Знаешь сам. А ты?

— Я должен пойти в Аиберджит. Может быть, Сирин знает, что мне делать, и как спасти Хайр, и как избыть мою вину.

— Мало тебе, что я туда ходил — не много радости нашел.

— Мое царство погибло.

— А мое-то? Я туда пришел, и оно погибло.

— Но мое уже погибло, терять нечего.

— А он скажет: погибло, потому что ты незваным явился. И понимай, как хочешь. Выходит, явился, потому что погибло, а не явился бы — и нужды бы не было туда переться, — Эртхиа развел руки.

— Он так сказал тебе?

— Да.

— А в прошлый раз ты этого не смог рассказать — ничего о долине.

— И верно. К чему бы это? — насторожился Эртхиа. Оглядел потолок над собой, прислушался к нутру — ничего особенного, гибелью грозящего. — А видел я Сирина, — начал он осторожно, — облаченного в радугу, и был он с тобой — одно лицо, как будто он — твое отражение, вызволенное из зеркала. А?

И ничего не изменилось. Тогда Эртхиа топнул ногой:

— Ну, и где твои страшные кары? Вот, я раскрою твои секреты, расскажу о твоих тайнах, о мордах каменных твоих, о двойниках твоих!

— Не надо бы, Эртхиа, — зашептал Акамие, хватая его за плечо. — Только-только ведь вздохнули…

— Да пусть его, — усмехнулся Сирин. — Много не расскажет. Да и то, что расскажет — неправда.

Он был здесь, между ними, и Эртхиа видел его юным, серебряным, радужным, а Акамие — стариком в пыльном плаще, как всегда.

— Как же?! — возмутился Эртхиа. — Как — неправда? Я своими глазами видел и памяти не потерял.