Герик свернулся клубком на пыльном плаще, его голова покоилась на небольшом свертке. Если бы я не коснулась его рукой и не почувствовала медленное поверхностное дыхание, то могла бы решить, что он мертв. Он был бледен, как звездный свет, и ужасающе худ.
— Еще день, и выйдет вся вода, — заметила Роксана, выливая прозрачную жидкость из крошечной чашечки в рот Герика. — Он сказал, что вернется прежде, чем вода закончится, но даже и пальцем не пошевелил с тех пор, как погрузил себя в сон три дня тому назад.
— Что ты имеешь в виду под «вернется»? И как ты здесь оказалась? Это не Герик похитил…
— Нет. Этот маленький путаник Вроун с приятелями забрал меня в Пределье по ошибке. Герик освободил меня из их ужасной тюрьмы, но никогда не рассказывал о том, что там происходит — тогда, по крайней мере, — только то, что это место «не Лейран».
Лицо девочки разгоралось оживлением, словно занявшись от костра, пока поток слов выплескивался из нее.
— Потом, после того как он едва не сошел с ума, обнаружив в пещере то вращающееся кольцо, и незадолго до того, как отправился в это веселенькое местечко, он сказал мне, что ему нужно заснуть на несколько дней, пока Паоло ищет его мать, и что ему нужен друг — друг, он сказал, — чтобы пойти вместе с ним, следить за ним и не дать ему умереть — во имя всего святого — не дать умереть, давая ему воду из Истока! Я не идиотка, и невозможно долго прожить в Пределье, не привыкнув к тому, что этот мир не совсем таков, как ты полагал. Но мне еще никто настолько не доверял! И я сказала, что раз уж мы настоящие друзья, то ему придется объяснить мне, зачем это надо. Конечно, всего он мне не рассказал — ни через лигу, ни через десять. А когда мы оказались здесь, он лег и тут же исчез. Ушел. Его тело осталось тут, на моем попечении, а он в это время, словно жирная герцогиня в карете, разъезжал с Паоло, помогая ему отыскать вас и прячась там, где его враги не смогут его найти. Ну кто в такое может поверить?
Она шлепнула ладонью по крышке голубой фляга, закрывая ее плотнее, потом убрала ее и чашечку обратно в поношенную серую сумку.
— Три дня назад он вернулся, — продолжила она. — После десяти жутких дней наедине с его едва ли не мертвым телом — я уж думала, что останусь тут навсегда, даже не зная, где именно, — я проснулась утром и увидела, что он уже бродит, словно просто вздремнул на часок. Он съел половину еды, которая у нас осталась, и рассказал о том, что случилось с Паоло и с вами, и про чары со списком. Он сказал, что нам придется просто подождать и посмотреть, что будет дальше. Но не прошло и двух часов, как он побледнел полусотней оттенков белого, и я подумала, что нам конец, поскольку ровно так он и выглядел, когда начинались огненные бури. Эти бури — жуткая вещь, как будто мир раскалывается на куски. Бедные одиноки попадали в трещины, их башни рассыпались прямо у нас на глазах, а однажды я чуть не упала в один из разломов, а одинок меня вытащил. Я еще никогда так не боялась. И когда Герик так жутко побледнел, я уже ждала, что и это место вот-вот расколется и рассыплется на куски. Но он сказал, что здесь этого не произойдет и, может, в Пределье такого тоже больше не будет, если только ему удастся на время выключить свою голову. Он чувствовал такую ответственность. Он говорил, что это он виноват в бурях, хотя я никогда в это не верила. Он едва не умер, пытаясь их остановить. Как вы думаете, я когда-нибудь к этому привыкну, госпожа Сериана? Тела, лежащие вокруг без сознания, тела, бродящие вокруг с двумя…