Реган с сомнением посмотрел на свою флейту и убрал её на место.

Он откашлялся.

— Никогда не задумывался об этом раньше, — пробормотал он, а затем сказал, обращаясь к Ане: — Думаю, теперь ты понимаешь, как музыка может управлять людьми — людьми и их эмоциями. Как я уже говорил, в этом у меня много общего с Ветром: я так же, как он, могу обращаться непосредственно к разуму людей. И к разуму эллонов.

Они вышли из леса и приближались к вершине холма. Оглянувшись, Аня увидела аморфную массу разноцветных одежд и тяжело дышащих коней.

— Значит, ты сам по себе являешься оружием? — пробормотала она, глядя на Регана.

— Да.

— Тогда скоро я использую тебя в этом качестве.

Он улыбнулся ей.

— Я знаю. Мы подходим к Эрнестраду. Теперь это будет скоро.

— Ты можешь умереть. Может, даже в следующий период бодрствования.

— Я не боюсь.

— Тогда ты дурак.

— Нет. Я певец. Песни не умирают, а я — как песня.

* * *

Нгур беспокойно ходил взад и вперёд по одному из залов Гиоррана, который он выделил себе в личное владение. Пол был выложен полированным красным и белым мрамором, поэтому свет в зале имел красноватый оттенок. Нгур уже давно сменил обстановку, окружавшую его предшественника: там, где недавно стоял массивный золотой трон, теперь располагались кресла и дубовый стол, за которым регулярно он совещался со своими командирами. Стены и потолок были белыми. На них, то тут, то там висели картины, причём некоторые были настолько древними, что ни один из историков Дома Эллона не мог указать дату их написания. На картинах были изображены люди и животные, многие из которых не походили ни на одно из реально существующих. Тут были какие-то жёлтые звери с загнутыми к самому хвосту рогами. Были шестилапые твари, испускавшие из глаз яростный белый огонь в племя охотников, пытавшихся укрыться от страшного жара.

Нгур сел в одно из кресел и положил локти на стол. Он посмотрел на странных животных, нарисованных на картинах, и в тысячный раз понял, что они нарушали одну из самых основных догм Дома Эллона: всё вокруг было одинаковым всегда, с того момента, как Солнце решило сотворить Альбион. Эта мысль мучила его давно: если когда-то всё было по-другому, то положение вещей изменится и в будущем. То есть Дом Эллона не сможет вечно сохранять свою власть.

Он знал, что это еретические мысли и что он не должен позволять себе задумываться над этим. Более того, он знал, что если поделится с кем-нибудь из командиров или придворных этими мыслями, то тем самым подпишет себе смертный приговор. Но мысли продолжали преследовать его — правда, все эти странные животные могли оказаться лишь фантазиями художников или сюжетами каких-то легенд, сочинённых в менее цивилизованные времена. Но даже такие гипотезы не давали ему успокоения. Во-первых, художникам в Гиорране никогда не позволялось давать волю фантазии — картины их должны были быть строго реалистичны, Во-вторых, если в древние времена существовали легенды, о которых не знали сейчас, то это подтверждало всё ту же мысль, что в истории происходили некие крупные перемены.