И чтил меня Ярлград! А я молчал. Я властвовал, я был сыт и пьян, мне было хорошо, сам Хрт благоволил ко мне – когда я воздавал дары, он всякий раз мне кивал и улыбался. Да, улыбался! В это, я вас понимаю, трудно поверить, но это было именно так – когда я подходил к нему, его каменные губы сразу начинали расплываться в благосклонной, как все полагали, улыбке. Только, может, одному мне виделось в ней какое-то зловещее предзнаменование. Даже более того, мне чудилось, что Хрт не улыбается, а шепчет… Нет, вот об этом я пока что лучше промолчу – лучше потом скажу. Я и тогда об этом никому не рассказывал. И вообще, ни о чем особенном я с ними не разговаривал. А на капище я тем более молчал, потому что там так положено. Воздав дары, мы каждый раз сразу уходили оттуда, приходили в терем и пировали.

А в тот – самый обычный, кстати – день, когда, как и всегда, мы, возложив дары, собрались уходить, я сказал Белуну:

– Я останусь.

Белун вопросительно посмотрел на меня, и тогда я добавил:

– Меня ждут в Хижине. Я чую – ждут.

К тому времени я уже знал, как надо разговаривать с варварами и как, если захочешь, сразу добиваться своего. Так было и на этот раз: Белун не решился меня ни о чем расспрашивать, а, повернувшись к остальным, властно сказал:

– Идите! А ярл пока задержится. Благие Прародители ждут его в Хижине. Им есть о чем поговорить!

И мы – я и Белун – отделились от всех остальных, развернулись, прошли мимо Бессмертного Огня, потом, уже возле крыльца, я бросил «кость» Хвакиру, потом, сняв шлем, вошел.

Благие Прародители смотрели на меня. То есть это сверкали их изумрудные глаза, потому что в них отражался огонь, который горел в очаге. Этот огонь, похоже, и в самом деле бессмертный, потому что в него никогда не подбрасывают дров. Колыбель там тоже необычная – когда она качается, то это значит, что сейчас во всей стране мир и покой. Еще она качается, когда ждут рождения нового ярла, а также и тогда, когда уже одна его душа, без бренной оболочки, переходит в здешний рай. Но есть еще одно поверье: если колыбель оборвется и упадет, то, значит, жизни здесь уже больше не будет. И это не только здесь, в Ярлграде, а вообще во всей стране! Остановившись возле колыбели, я вдруг положил руку на рукоять меча и также вдруг подумал вот что: веревки, поддерживающие колыбель, срубить очень легко – можно одним ударом. Я, если захочу…

Нет, тут же спохватился я, о таком даже думать нельзя! И я убрал руку с меча, прошел мимо колыбели и сел на свое обычное место. И меч, который я незамедлительно положил рядом со мной, тут же прикипел к столешнице. Теперь, подумал я, мне его уже не стронуть – и не надо, потому что я же не за тем сюда пришел! Подумав так, я повернулся и посмотрел на Белуна – тот, как всегда, сел к себе на лежанку. Я сказал: