Еще утром они были живы, сильны, веселы и уверены в себе, они мчались вперед с нетерпеливым восторгом, предвкушая быструю, красивую схватку и блестящую победу, которая на какое-то время развеет обыденную скуку. Он еще задержался — не смог отказать себе в удовольствии провести ночь перед битвой с нежной красавицей, которую видел в первый и, как оказалось, в последний раз…

Налетевший порыв сухого горячего ветра всколыхнул седую траву, невиданные серо-серебристые метелки склонились над его лицом — тонкие нити на фоне обжигающей бесконечности. Второй порыв ветра оказался сильнее, и пушистая кисть мягко коснулась щеки и вновь выпрямилась. Он провожал ее взглядом, пока мог, — повернуть голову было свыше его сил. Потом опять ничего не происходило. Тот же льющийся с бесцветного неба жар, та же боль, то же бессилие.

Он знал, что умирает, и хотел, чтобы это случилось скорее, но смерть все не приходила.

Затем откуда-то сверху послышалась странные мелодичные крики. Сначала едва слышные, они приближались, и, наконец, над ним поплыла стая больших белых птиц. Таких он никогда прежде не видел, так же как не видел этой седой пушистой травы. Стая была не столь уж и велика, но он не смог сосредоточиться и пересчитать птиц. Почему-то ему казалось очень важным знать, сколько же их там, в небе. Белокрылые, с длинными вытянутыми шеями, они летели четким, красивым строем, каждая занимала какое-то свое, одной ей лишь принадлежащее место. Будь он здоров, счесть небесных гостей не составило бы никакого труда, но он умирал; и мысль о том, что ему никогда не узнать, сколько птиц проплыло над ним в его последний час, была непереносимо мучительной. А они улетали, плавно и безжалостно, уменьшаясь на глазах, таяли в слепящем беспощадном сиянии, а он не мог ни вздохнуть, ни шевельнуться…

Рене проснулся как от удара. Ночь уже перевалила за половину, но до рассвета было еще далеко. За окном чернело бархатное летнее небо, усеянное крупными, тревожными звездами, одна из которых внезапно сорвалась и покатилась вниз, оставляя за собой узкую сверкающую полосу. Месяц Лебедя — Месяц Падающих Звезд, так его раньше называли в Эланде.

Адмирал встал и кое-как добрался до окна; сердце колотилось, словно он пробежал весу, а то и две, и причиной же, конечно, был проклятый сон. Рене Аррой сны видел редко и еще реже запоминал. От природы несуеверный и умевший владеть собой, Счастливчик не признавал предчувствий, предсказаний и вещих снов. В юности он просто жил, жил жадно, не загадывая на завтра, ежедневно рискуя, ввязываясь в самые невероятные авантюры, которые только могли прийти в голову молодому маринеру.