— Неизвестно точно. Какой-то трактир на дороге к заливу. Они встретились там с человеком, выдававшим себя за пилигрима. Поднялись с ним наверх, а через четверть часа пилигрим спешно покинул трактир. Хозяину это показалось подозрительным, он поднялся… Уже ничего нельзя было сделать.

Грохот… какой грохот… как мучительно, как… Перестаньте… нельзя…

— Что с телами?

— Похоронили в тот же день. В ближнем селе. Зачем же так громко… зачем? Перестань, пожалуйста… зачем?..

— Где этот пилигрим?

— За ним послали погоню, но он нашелся меньше чем в миле от трактира. Он… был разорван на куски. Наверное, волки. Милорд? Какие будут дальнейшие распоряжения?

Просто замолчи… замолчи и дай мне… самому…

— Милорд?..

Страх. Да? Страх? Надо содрать с тебя кожу за такие известия… Четвертовать… на кол… на дыбу… тебя, раз некого больше, боги… Что же еще?

Что же теперь остается?

— Ты можешь идти.

Что же теперь остается? Кроме этого грохота…

Он зажимает уши и опускается на колени. Голова всё ниже, ниже, ниже… Не надо… пожалуйста…

Грохот смолкает.

Но он все также стоит на коленях в бессмысленной черной комнате, зажав уши руками и низко склонив голову.

Что-то текло мне в рот, и повсюду пахло землей.

Я очнулся от двух этих ощущений — слившись воедино, они как будто стали чем-то третьим… чем-то большим составляющим. Открывать глаза было больно, словно веки внутри наполнены осколками стекла. Собственное лицо казалось мне посмертной маской — кожа на нем стянулась и словно затвердела. Тело меня не слушалось, и отчего-то я не мог сглотнуть.

Кажется, именно в этот миг я вспомнил, что произошло.

Впрочем, нет… я не мог этого вспомнить. Или оно не произошло. Наверняка нет — всего лишь воображение. Или сон. Или что-то еще, но явью оно быть не могло, хотя я чувствовал этот удушливый, сладковатый запах земли и что-то текло мне в рот… текло, а я не мог проглотить… Что-то не так с моим горлом.