Глава XX
Еще наследника приведу я к тебе.[21]
Когда Дункан поднял глаза на Моргана, ему не понадобилось никаких особых магических талантов, чтобы прочесть изумление и потрясение, которые того охватили. Дункан знал, что наверняка и сам излучает нечто подобное. Ему, так же как и Моргану, с трудом верилось в сегодняшнее открытие, но пряжка сама за себя говорила. А Дугалу было ровно столько лет, сколько полагалось.
На Дункана нахлынули воспоминания о давно прошедших годах, но он придержал их еще на миг и указал на два кресла перед очагом. Он старался держать щиты сомкнутыми и, вообще, как можно меньше думать, пока переставлял ноги, приближаясь к креслам, а Морган следовал на ним. Дункан не мог понять, душевный подъем или дикий ужас грозят захлестнуть его, как только он наконец выпустит на свободу воспоминания.
Он сидел, и пламя в очаге расплывалось перед его глазами, присутствие рядом Моргана лишь смутно угадывалось, тот придвинул свое кресло еще ближе и воззрился на него, едва ли не касаясь лбом лба и коленями колен.
— Так ты собирался мне об этом рассказать, — тихо напомнил Морган. — Я не священник, но ты сам знаешь, мое слово не менее твердо и нерушимо.
Дункан неловко улыбнулся.
— Если это правда, то сомневаюсь, что способен сколько-нибудь долго молчать об этом, — еле слышно произнес он. — Если бы я мог позволить себе сына, он был бы очень похож на Дугала, а если Дугал и есть мой сын, он имеет право знать.
— Иногда лучше чего-то не знать, — ненавязчиво намекнул Морган. — Если он незаконнорожденный…
— Мой сын — не дитя случая, — пылко произнес Дункан. — Мы с его матерью собирались пожениться в то время и обменялись обетами, которые считали нерасторжимыми. В наших глазах и перед Богом она была моей женой.
— А перед законом?
Дункан покачал головой и вздохнул.
— Этого я не знаю. Но есть, по крайней мере, одна хитрая оговорка в каноническом праве. Это называется… — он сосредоточился, усилием воли набираясь спокойствия. — Кажется, это называется
— И ты можешь представить свидетелей? — спросил Морган.
Дункан уронил голову, вспоминая ту ночь много лет назад, уйдя в сумеречную страну воспоминаний о поре между детством и возмужанием… вот он и Мариза стоят на коленях в часовне в полночь, опасаясь, а вдруг кто-то войдет, и молясь перед единственным свидетелем, на которого можно положиться, а люди ее отца готовы выступить со двора, едва забрезжит заря.