Смотрят на нас, на нашу боль, на наши лишения, на наши смерти. Как толпа в „Западне“ в Вест-Веге, они радостными криками подгоняют нас к нашему мучительному концу.

С меня хватит богов и невидимого мира. С меня хватит этой жизни и всех прочих.

Я — человек смерти. Я стою на краю, у пресечения всего, я наблюдаю, как боги. И как демоны.

Они все смотрят на нас. Боги и демоны в равной мере. Они все смотрят».

Из дневника Дитера Броссмана, жреца Морра.

Зима снарядила город на войну. Мороз заковал в лед весь город, сосульки наконечниками пик свешивались с каждого карниза и навеса. Снег, как плотный подлатник, накрыл крыши домов, и сверху лег панцирь сверкающей наледи.

Война была на пороге. Далеко на западе вдоль границ благородные бретонские воины в нетерпении ожидали весны, когда погода позволит атаковать земли Империи и отомстить за смерть всенародной любимицы, графини Софии Альтдорфской. Что и говорить, повод был замечательный. И хотя дипломаты все еще обменивались нотами и грамотами, заверениями и посулами, никто не сомневался, что весной обе державы окажутся втянутыми в конфликт. Не менее захватывающей была новость о том, что в обледеневшем Драквальде поднимают головы и топоры стаи богопротивных чудовищ. Их толпы уже отравляли воздух своим зловонным дыханием, разоряли поселения и нападали на городские посады. Никогда прежде эти твари не вылезали из Драквальда посреди Мондштилле. Похоже, что-то огромное и темное, пропахшее злом, выгнало их из лесных лощин.

Закованный в доспехи, подготовленный к войне, но нервный и суетный, Мидденхейм скрючился на болезненно холодной вершине Фаушлага и ждал, когда начнутся его страдания.

Только немногие в городе знали, что ждать нет нужды. Настоящая война уже пришла, и пришла изнутри города.

Капитан стражи Штутт отогревал свои онемевшие пальцы над малюсенькой жаровней в караулке на Бурген Бане, когда услышал далекий истошный вопль, вырвавшийся из глубин вымороженного Осстора. Ночь уже перевалила за середину.

— О, великий Сигмар, за что? Не сейчас! — прошипел он сквозь зубы. Пфальц, Блегель и Фич, его сослуживцы, делившие со Штуттом тяготы поздней вахты, без особой радости оглянулись на старшего.

— Пфальц, пойдем со мной. Вы двое остаетесь здесь, — бросил Штутт. Блегель и Фич выглядели так, словно капитан столкнул с их плеч сам Фаушлаг. Да он и сам с удовольствием бы остался в тепле, но…

Штутт натянул перчатки, напялил кожаную шапку на свою плешь, взял алебарду и фонарь. Он подумывал надеть и каску, но сама идея о том, что холодный металл прижмется к его лицу, была непереносима. — Идем, Пфальц. Что ты там застрял?