– А ты часто размышлял об этом?

– Да.

– И к каким выводам пришел?

Огерт сел, повернулся лицом к брату, руками переложил мертвую ногу, немного подвинулся, привалился спиной к борту телеги.

– В этом случае, – сказал он, глядя охотнику в глаза, – ничего не случится. По большому счету, все останется как прежде. Крестьяне будут засеивать поля и ухаживать за скотиной. Гончары все так же будут лепить свои горшки. Кузнецы – ковать ножи и подковы. Торгаши – торговать, рыбаки – ловить рыбу, охотники – бить дичь… Ничего не изменится. Просто у Кладбища появится новый хозяин. И не Король со своей армией будет охранять эту стену, а послушные некромантам мертвяки. Но скорбные обозы все так же будут идти сюда, и вести их будут те же самые перевозчики, что и сейчас. А главное, что изменится в мире – это отношение к некромантам. Не думаю, что их полюбят, возможно, их будут так же ненавидеть – но это не важно. Важно то, что они перестанут быть изгоями. Им не надо будет бояться за свои жизни. Не надо будет прятаться, скрывать свой дар. Они не будут чувствовать себя чудовищами, напротив, они станут избранными… – Огерт увлекся, голос его изменился, осип, выстыл, глаза снова затянулись мутью, губы побледнели. – В их руках будет власть, но этого не следует бояться. Безвластие много хуже…

– Зачем ты говоришь все это? – перебил товарища Гиз. – Хочешь нам что-то доказать?

– Доказать? – Огерт усмехнулся. – Мне нечего вам доказывать. Вы все знаете и без моих доказательств… – Он посмотрел на свою бесчувственную ногу, потянулся к колену, схватил что-то горстью, поднес кулак к лицу, дунул в него, потом разжал пальцы.

На ладони некроманта лежала жирная муха, черная, с зеленоватым отливом.

– Она еще жива, – сказал Огерт и ногтем большого пальца раздавил насекомому брюхо. – Но я ее убил.

Гиз, следя за манипуляциями товарища, брезгливо поморщился.

– Теперь эта муха никуда не улетит, не правда ли? – Огерт накрыл насекомое второй ладонью, прикрыл глаза, затаил дыхание. И через мгновение выдохнул ледяное облачко. – Нет, не правда… – Он положил муху на бедро, и она поползла по ноге некроманта, возвращаясь туда, откуда он ее снял, – к колену.

– Я вернул ее к жизни, и теперь это не просто муха, – с трудом проговорил Огерт, морщась, словно от боли. – Теперь она – моя часть.

Он раскинул руки, и муха перелетела ему на лицо, села на щеку, потом перебралась на нос, обследовала ноздри, заползла в рот.

Огерт сомкнул губы и крепко – до зубовного хруста – сжал челюсти.

– Что плохого я сделал? – чуть слышно пробормотал некромант, неестественно выгнулся и, словно окоченев, стал медленно заваливаться на бок.