– В гханака есть запас воды, очищенной серебром, для странников. Там напьёмся. Колючки здешней заварим, жажду хорошо утоляет, и на вкус приятно. А когда пойдём дальше, тоже положим серебра в бурдюки с водой, потом будем добавлять шагху, и можно пить почти без опаски.

– Знаешь, после таких объяснений мне как-то и умываться расхотелось, – сказал я, глядя на мутную влагу, плескавшуюся в складном ведре.

– От умывания не умрёшь, – рассмеялся Гхажш. – Раз уж нам дали воду для этого, отказаться – тоже означало бы проявить неуважение. Наклонись, я тебе полью.

После меня Гхажш умылся сам, предупредив меня, чтобы я не выливал на него всю воду, а оставил чуть-чуть на донышке. Этот, совсем крохотный остаток, он выплеснул обратно в колодец, чем вызвал одобрительный кивок темнолицего орка.

Гханака отличалась от окружающих хижин только отсутствием каменной скамьи у входа. Я решил, что странникам по здешним обычаям не полагается сидеть вне дома.

И ещё в нашем новом приюте было очень пусто. В Сторожевой деревне огхров были хотя бы стол с лежанкой да печь, а здесь не было и этого. Путникам полагалось спать прямо на земле, завернувшись в буургха. Присутствовавшие в гханака двое странников так и делали.

Гхажш подошёл к одному, толкнул его носком башмака в бок и, когда спящий недовольно заворочался, спросил: «Чего щёки мнёте?»

– А чего нам ещё делать? – недовольно ответил проснувшийся, оказавшийся Гхаем. – Ты бы пробежался, как мы, тоже бы упал и дрых без просыпу. От самой реки бегом. За этим корноухим не угонишься, ему, что болото, что скалы, всё нипочём. Угхлуука прёт, барахло ваше и всё равно бежит, словно земли не касается. Даже следов за ним не остаётся. Хорошо, за воротами, когда до пустыни добрались, нас местные ребята встретили, разгрузили немного, а то бы не добежали, сдохли по дороге.

– Понятно, – Гхажш отошёл в угол и снял крышку с огромного, врытого в землю под горло, кувшина. – Вы давно здесь?

– Со вчерашнего вечера, – ответил Гхай, садясь и толкая в бок Огхра. – Просыпайся, недотёпа.

– Пей, – Гхажш подал мне черпак с прозрачной водой и снова повернулся к Гхаю. – Угхлуук где?

– Не знаю, – Гхай помотал головой. – Башка гудит, не выспался. Он ещё вечером ушёл куда-то, нам не сказал, до сих пор не возвращался.

Я принял от Гхажша воду и только с первым глотком понял, сколько же у меня во рту и горле пыли. Прополоскав рот, я огляделся, поискал, куда можно сплюнуть грязь, убедился, что некуда, и сплюнул прямо на земляной пол.

– Ты при местных так не сделай, – сказал Гхажш, забирая у меня черпак. Он тоже прополоскал рот, но, в отличие от меня, не сплюнул, а проглотил. – Здесь за неуважение к воде могут на кол посадить. Из колючки.