А потом из вертолета вышел переводчик.

Лева не сразу вспомнил, что этот рослый, худощавый парень с ледяными серыми глазами на самом деле спецназовец и свое знание эвейнского получил случайно. В последнее время он и его товарищ все больше освобождали Леву от будничных заданий, оставляя официальному переводчику лингвистические изыскания. Чем глубже Лева изучал местное наречие, тем больше вопросов у него появлялось. Первоначальная версия – о некоем племени протокельтов, проникшем в мир Эвейна через случайно отворившиеся ворота, – трещала по всем швам. В языке находились следы и более поздних контактов – слова, не характерные для кельтской группы, зато вполне обычные в германских, балтских, более и менее древних наречиях, – и более ранних, целая группа корней, не имевших вообще ничего общего ни с индоевропейскими, ни с какими бы то ни было языками из тех, на которые поочередно грешил педантичный Лева (сходство с эскимосским или кечуа он проверять не стал).

Все это пришло Леве в голову уже потом, а первой его мыслью было несвязное: «Господи!..» Спецназовец был… изранен, подобралось слово. Кровь пропитывала лохмотья, в которые превратилась его форма, стекала темной змейкой по руке, сочилась из множества глубоких царапин. Лицо застыло грубо разрисованной фаянсовой маской.

А на руках он держал туземку.

Если Окан – теперь Лева вспомнил фамилию своего помощника – находился явно на грани безумия, то девушка уже перешагнула эту грань. Лицо ее, в более спокойных обстоятельствах показавшееся бы красивым, то кривилось в гримасе запредельного ужаса, то обмякало мертвенно, так что глаза закатывались, словно эвейнка теряла сознание, – и состояния эти сменяли друг друга быстро и как бы ритмично.

– Санитары! – рассеял всеобщее ошеломление голос Кобзева. – Б…, да что вы встали! Где врач?!

Подбежали санитары с носилками. Девушка начала кричать что-то, то по-эвейнски, то на ином, незнакомом Леве языке, но Окан склонился к ней и шептал что-то, пока она не позволила уложить себя и унести. Вслед за ней утащили и раненого спецназовца.

Толпа начала расходиться, решив, что больше ничего интересного все равно не покажут. Лева сумел протолкаться к Кобзеву, покуда тот не удрал к вертолетам.

– Товарищ Кобзев! Степан Киреевич! – воскликнул он.

– Что? – Гэбист недовольно обернулся.

– Степан Киреевич! – повторил Лева. – Это… очень интересно.

Кобзев вопросительно глянул на него.

Лева, как смог, постарался объяснить. В бессвязных выкриках рыжей незнакомки он уловил сходство с тем загадочным наречием, следы которого остались в самых древних словах всеобщего эвейнского языка.