Интересно, найдут наши меня… то, что от меня останется? Дед рассказывал, как они находили своих, попавших к бандеровцам, к «лесным братьям».

Как все-таки обидно умирать в неполных двадцать!»

– Я советую тебе еще раз подумать, ши, – проговорил эльф почти умоляюще. – Пока есть время. Пока младшее дитя не принесла экхаа.

«Как все мы веселы бываем и угрюмы, – шевельнулись где-то вдали серебряные струны. – Но если надо выбирать и выбор труден, мы выбираем деревянные костюмы. Люди, люди…»

Интересно, этим двоим, что по бокам, держать меня еще не надоело? Связали бы, что ли.

Еще какой-то звук шевельнулся в памяти. Или не в памяти? Далекое, почти на грани слышимости, гудение.

– Ты еще молод, ши, – вымолвил эльф. – Ты еще не представляешь, насколько разной бывает смерть. А я стар… вашим счетом мне уже двести и семь весен… и я помню много смертей. – «Ого, – вяло удивился спецназовец, – местным счетом двести лет – это наших сто шестьдесят. Бодрый какой дедушка». – Умирали мои друзья – оттого что люди приходят в наш лес, запретный для чужих.

Алекс мотнул, точнее – попытался мотнуть головой. Звук не пропадал, наоборот, он нарастал, набирал силу, и его уже нельзя было спутать ни с чем в этом мире.

– Кто бы говорил… – Алекс попытался улыбнуться, но результат его усилий больше напоминал кривой оскал. – Кто бы говорил про смерть. – Его вдруг начала бить дрожь. – Ты же свою смерть… не знаешь… а я… знаю.

– Что ты… – Эльф осекся и медленно, словно нехотя, оглянулся.

В полутора километрах от них прорвавшийся сквозь разрыв в облаках солнечный луч полыхнул ослепительными зайчиками на остеклении кабин МИ-24. Капитан Шипков качнул штурвал на себя, заставив вертолет клюнуть носом, и надавил гашетку.

Иллиена стояла в пяти шагах от чужака, когда тот, страшно оскалившись, начал вглядываться во что-то впереди. Она даже успела почувствовать смену его чувств – от тоскливого страха и упрямства к ярко, почти зримо полыхнувшей надежде, и сразу же – отчаяние и какая-то странная, с оттенком самоубийственного безумства радость.

А затем на лес с жутким неживым воем обрушилась смерть.

Первым погиб Эмолин. Костер, который он разводил, послужил летчикам ориентиром, и первые же ракеты разорвали эльдара на дымящиеся клочья.

Если бы в эльфийском пантеоне нашлось какое-нибудь злобное божество, отвечающее за справедливость и месть, оно бы, наверное, порадовалось от души, глядя, как мечутся по поляне лесные жители – совсем как десантники двадцать минут назад.

Большая часть ракет рвалась в кронах деревьев, осыпая землю градом осколков. Но и тех, что долетали до земли, тоже хватало.