От голоса Илоннею расцвели голубые цветы на стенах. А сердце мое переполнилось гордостью и счастьем. Неужели счастливчик, который женится на этой прекрасной даме — это я? Конечно я. Кто сомневается? Теперь уже никто.

Краем глаза я заметил, как стоящий рядом Пьер от радости схватил лыбящуюся Шимес за обе щеки и, притянув к себе, громко и страстно поцеловал. За что тут же получил замечание и предупреждение в виде красной карточки. Целоваться в этом зале должны только молодожены. И только после соответствующей команды. Такие вот у нас правила.

— А теперь, в знак вашего волеизъявления, скрепите свое согласие первым поцелуем, — тетка с медальоном сложила пухлые руки на груди и приготовилась лицезреть сцену, которую она, за долгие годы работы, видела уже, наверно, раз тысячу.

Но для меня, это был, почти первый поцелуй. Законный, имеется ввиду.

Я повернулся к Илоннее, приподнял край фаты, чтобы добраться до ее губ, и… замер.

Под глазом у Илоннеи синел хороший, здоровый такой синяк.

Я медленно опустил глаза и посмотрел на ее руку.

На руке имелся бледно-розовый шрам. От предположительно острого предмета.

— Угу, — глубокомысленно изрек я, возвращаясь глазами к лицу Илоннеи.

Она улыбнулась мне так, как умеют улыбаться только бывшие принцессы. И прикоснулась рукой к моей щеке.

И я все вспомнил.

— Это ты? — вихрем пронеслись удивительные события последних дней, — Ты, та самая…? В доспехах? Но как?

Илоннея дотронулась до моих губ, запрещая продолжать.

— Кто-то же должен любить варркана.

Мы целовались под оглушительные звуки марша Мендельсона, под бой варркановских барабанов и жидкие хлопки друзей. Мы целовались после долгой разлуки.

На выходе из здания Загса, растолкав улыбающихся прохожих, ко мне подлетел какой-то пацан на велосипеде и, лихо затормозив, протянул сверток, обвязанный бантом.

— Дядь, тебе просили тут передать.

— Что это? — Илоннея постучала пальцем по свертку.

Откуда я знаю, что? Подарок тайной воздыхательницы. Или родственнички учудили.