Ответ пришел сам собой, как будто подсказанный кем-то.

«Напряженность информационного поля Улле столь велика, что никакая посторонняя информация не может сквозь него пройти». Информационное поле. Когда-то он слышал эти слова от Аги. Тогда он не понимал, что они значат. Теперь понял и даже не удивился. Он подумал: интересно, смогу ли я так же легко найти ответ на вопросик позаковыристее? Например, что мне теперь делать?

На этот раз он не смог найти ответа. И медленно побрел вперед, постепенно овладевая онемевшим телом.

Прорываясь сквозь густую массу напряженных словесных струн, Орми испытывал ни на что не похожие ощущения. Окружающее пространство было неизмеримо плотнее, чем он сам. Движение Слова в воздухе вокруг него далеко превосходило по своей мощи то слабое, медленное, робкое движение Слова и Духа, которым являлся он сам. Его «я» просачивалось сквозь тело Улле, как вода сквозь песок или как тепло сквозь камень.

Шаг за шагом идти становилось легче. Он не сомневался в выборе направления, словно какая-то сила вела его сквозь мрак к неведомой цели.

И все-таки страшно, подумал Орми. Впереди сам Губитель, чудовище, без труда покорившее землю. Никто не в силах его одолеть. Снежные великаны и те не вернулись отсюда. Куда же я-то лезу, жалкий червяк?.. И тут он потерял направление. Он не знал, куда поставить занесенную ногу. Один в темноте, безоружный, бессильный…

Один? А как же Эйле? Ведь она обещала никогда не расставаться со мной!

В тот же миг он ощутил ее присутствие. Эйле была рядом, в десятке шагов слева от него. Их связала невидимая нить. Теперь он чувствовал каждый ее шаг. Орми пошел туда же, куда и она.

Внезапно ему показалось, что он видит впереди свой путь. Каждый шаг, который ему предстояло сделать. Как будто кто-то разметил ему дорогу во тьме светящимися вешками. Один раз увидев этот путь, он уже не мог свернуть с него, даже если бы захотел.

А вот это забавно, подумал Орми. Кто же меня ведет? Уж не Губитель ли?

Нет, ответил он сам себе. Какой-то дварг однажды сказал Эйле: «За пределами долины борьба двух начал не столь остра. Поэтому грань жизни размывается и появляется простор для разнообразия».

Ну а здесь, на дне, напряжение так велико, что не осталось простора не только для разнообразия жизни, но и для разнообразия поступков. Здесь нет никаких вероятностей, и грань событий сжалась в исчезающе тонкую линию. (Орми все это казалось таким простым и очевидным, что он и не думал удивляться, хотя в обычном состоянии подобные мысли наверняка показались бы ему признаком сумасшествия.)