Ршава такого и не сказал, хотя подразумевал именно это.

— Мне хотелось бы, — заявил он, — чтобы собравшиеся священнослужители задумались над тем, как наш взгляд на постоянную борьбу между светом и тьмой следует сопоставить с нынешними событиями и что написано в священных писаниях в пользу тех изменений, которые я предложу.

Тут Камениат встревожился. Не будучи великим знатоком священного писания, он не мог с ходу вспомнить, какие именно тексты могут поддерживать слова Ршавы. Зато он знал, что у Ршавы есть дар к учености, столь явно отсутствовавший у патриарха. И если прелат Скопенцаны ответил, что есть тексты, поддерживающие его взгляды, то это вполне могло оказаться правдой.

Толпа снова загудела. В отличие от патриарха, люди не знали, что подразумевал Ршава. Некоторые их предположения были удачными, другие откровенно глупыми. Но прихожане не выглядели разъяренными и гневными, какими наверняка стали бы, если бы Ршава выразился откровеннее. Их голоса звучали заинтригованно.

Камениат тоже это услышал, и вид у него стал еще более недовольный, чем когда он ответил Ршаве:

— Я не вижу достойной причины для замены доктрин, которые хорошо прослужили нам уже так долго и…

— А разве истина недостаточная причина? — громко прервал его Ршава.

Судя по выражению лица патриарха, он не считал ее достаточной и даже достойной обсуждения. Но люди начали выкрикивать: «Да, клянусь благим богом!» и «Чего вы боитесь, пресвятой отец?» Теология могла бы стать в Видессе самым популярным и зрелищным спортом после лошадиных бегов.

— Да, пресвятой отец, чего вы боитесь? — зло подшутил Ршава.

Камениат побагровел:

— Я ничего не боюсь! Ничего, слышишь меня? — Его голос возвысился до гневного крика. — Ты хочешь созвать этот проклятый синод, Ршава? Ладно, клянусь владыкой благим и премудрым, будет тебе синод! Хочешь, чтобы тебя предали анафеме и отлучили от церкви? Будет тебе и это. Я говорил это тебе наедине, а теперь повторю и на людях. В лед тебя, проклятый еретик, и чем скорее, тем лучше!

Теперь люди вокруг Ршавы уставились на вселенского патриарха с изумлением. Подобно большинству бюрократов, Камениат обычно не проявлял силу характера. И подобная вспышка эмоций поразила прихожан не хуже землетрясения. Вспомнив землетрясение, разрушившее Скопенцану, Ршава пожалел, что не смог подобрать иное сравнение, но сейчас ему было не до образности мыслей.

И ярость Камениата лишь приближалась к вершине. Он указал на выход.

— Убирайся! — крикнул он. — Убирайся, я сказал! Я запрещаю тебе входить с Собор до синода, который тебя приговорит, — и он приговорит!