— Ничто другое — тоже, — возразил Камениат.

Они смотрели друг на друга, и каждый понимал, что с этой минуты они расходятся навсегда.

— Посмотрим, — повторил Ршава. — О да. Обязательно посмотрим.

* * *

Когда Ршаву призвал к себе Малеин, прелат отправился к автократору с радостью. Он даже простерся ниц перед родственником-императором без малейших дурных предчувствий. Простереться перед автократором видессиан уже само по себе было исключительно почетно: у большинства людей никогда не появлялось шанса это сделать.

— Я буду говорить со своим братом наедине. Оставьте нас, — приказал автократор слугам. Увидев, как они выходят из палаты для аудиенций в императорской резиденции, Ршава еще больше возгордился. Но тут Малеин взглянул на него с каменным лицом и процедил: — Ты идиотский кретин.

— Что? — моргнул Ршава.

— Не «что», а «что, ваше величество»?! — рявкнул Малеин. — Падай снова на брюхо, брат, — он превратил это слово в ругательство, — и объясняй, почему мне не следует немедленно отрубить тебе голову!

Он не шутил. Ршава это понял и вновь простерся ниц. Он пресмыкался перед автократором, пока не вспомнил, что достаточно ему произнести всего одно слово, и Малеин станет покойником. Сможет ли сам Ршава выжить, после того как произнесет это слово, — уже другой вопрос. Стукнув лбом об пол, он дрожащим голосом произнес:

— Что… что случилось, ваше величество?

— Фос! Ты действительно настолько наивен? Пожалуй, да. Я бы в это не поверил, если бы сам не увидел. Встань, жалкий идиот, и я тебе скажу, что случилось.

Ршава осторожно встал.

— Да, ваше величество?

— Ты решил созвать синод! — прорычал Малеин.

— Да, ваше величество. — Теперь Ршава понял, откуда дует ветер.

— Нет, святейший отец. Нет. Я не думал, что ты такой болван, особенно после нашего разговора. Что произойдет, когда синод соберется? Я скажу тебе — что. Стилиан начнет вопить: «Смотрите! Родственник Малеина поклоняется Скотосу! Наверное, Малеин и сам поклоняется Скотосу!» Вот что произойдет. И это принесет мне много пользы, не так ли?

Ршава невольно представил себя в шкуре автократора и теперь-то понял его страх.

— Но вы говорили…

Малеин прервал его, рубанув воздух правой рукой. Если бы он держал меч, то мог бы этим движением снести Ршаве голову.

— То, что я говорил своему брату за чашей вина, когда у нас развязались языки, — это одно, — с бесконечным презрением сказал он. — Если я наутро не пожелаю об этом вспомнить, то и не обязан. То, что я или кто угодно из моей семьи говорит публично, — совсем другое. Мы говорили и об этом, но ты, похоже, позабыл. Теперь ты меня понимаешь, святейший отец?