Принц Ковин не успел еще открыть рта, когда Михаил Анатольевич решительно отодвинул Ловчего, вышел вперед и, глядя прямо в глаза своему сопернику, сказал:

— Это все не имеет значения. Я буду драться с вами, Ковин, буду драться сам, любым оружием, которое вы изберете, и в любое время, которое вы назначите.

Лицо принца вспыхнуло злобным торжеством.

— Завтра, — выпалил он. — Здесь, в это же время. Я рад, что вы не прячетесь за чужую спину! И шпаги мне хватит, чтобы разделаться с вами… родственничек!

* * *

Босоногий колдун обомлел, услышав заявление Овечкина, и едва не утратил контроль над своею личиной бабки-повитухи. Но в следующее же мгновение многомудрый старец вперил в Михаила Анатольевича проницательный взор и понял, что с тем произошло что-то необычное. Что-то такое, чего нельзя было объяснить ни приступом щепетильности, столь свойственной маленькому библиотекарю, ни внезапным умопомешательством. Михаил Анатольевич не выглядел смущенным или расстроенным, напротив, он казался абсолютно спокойным, и невыразительное лицо его приобрело вдруг выражение уверенной в себе мужественности и силы.

В растерянности Аркадий Степанович посмотрел на Ловчего и встретил такой же изумленный и недоумевающий взгляд. Колдун только пожал плечами и отвернулся. Изменить они уже ничего не могли. Вызов был брошен и принят.

Когда он принес эту весть на постоялый двор, где томились в нетерпении и тревоге остальные заговорщики, воспринята она была по-разному. Фируза испуганно ахнула, но тут же взяла себя в руки и, не дожидаясь от Аркадия Степановича никаких комментариев, заявила, что Овечкин знает, что делает, и что она доверяет ему бесконечно. Босоногий старец не стал ей возражать. Он все еще был сбит с толку и надеялся получить хоть какие-нибудь объяснения от Пэка, который задержался во дворце для того, чтобы переговорить с Овечкиным при первой же возможности.

А Баламут, услышав новость, в отчаянии махнул рукой.

— Спятил ваш Овечкин, — только и сказал он, и смуглое лицо его, и без того не отличавшееся в последнее время румянцем, еще более побледнело.

Он углубился в мрачные размышления, не слушая Фирузу, которая с жаром пыталась ему что-то доказать, и так и сидел молча, пока на улице не стемнело и не явился Пэк, который сказал, что им с Ловчим не удалось добиться от Овечкина никаких объяснений своему поступку, кроме двух слов «так надо».

Босоногий колдун разнервничался и, по своему обыкновению, забегал по комнате, дергая себя за бороду и невнятно что-то бормоча. Затем они с Пэком принялись обсуждать, не отправиться ли за советом к Великому Отшельнику, отцу Григорию, и так разгорячились, что не заметили, как Баламут тихонечко поднялся со своего места и покинул занимаемую ими комнату, а затем и постоялый двор. Они обнаружили его отсутствие лишь тогда, когда пришли к решению послать к отшельнику Пэка и огляделись наконец по сторонам. Доркина нигде не было. Начав его искать, они обнаружили, что исчезла также и Фируза.