… приглянулась младшему заезжая молодуха. Весь вечер около нее увивался, байки травил, орехами калеными угощал, пока скупщик со старостой дела торговые вели. Помстилось — и она не прочь. Намекнул — отшутилась, а тут и муж подоспел, увел.
Ночью не утерпел — пошел на вдовий двор. А ну как выйдет? Вышла, лошадей проведать. Увидала его — испугалась не на шутку. Сначала шепотом уговаривала уйти, а как не послушался, схватил крепко, к губам потянулся — забилась, заголосила, давай мужа звать. Выскочил купец, затрещину охальнику отвесил, тот было в драку полез, да вовремя одумался. Не стал чужой двор кровью марать, хозяев будить, соседей полошить — не к чему им знать, что Старостин сынок до чужих жен охочий, а купцу со старостой из-за дурня молодого ругаться и уж совсем негоже, сам проучить сумеет. Пошли к озеру. У воды светлее, да и берег ровный, а в лесу поди еще найди полянку. Схватились на кулаках, пока один пощады не запросит. Долго друг другу бока мяли, начал купец одолевать, ан тут парень не утерпел — нож выхватил…
Не спалось и старосте. Приметил он, как сын вокруг Вальжины гоголем выхаживал, посередь ночи уходил, дверь за собой притворял осторожно. Поворочался староста, побранился под нос — не утерпел, пошел беспутное дитятко вразумлять, пока в беду не угодило. Прихватил топор на всякий случай — места глухие, волки с голодухи, бывает, во дворы заходят, ежели другой поживы не найдут — из собачьих мисок кости выбирают. Перепутаешь в темноте ненароком, окликнешь Верного, глядь — а у того хвост палкой висит, сивая морда к земле опущена, глаза вражьей зеленью полыхают.
Опоздал малость староста, видел только из схорона, как сын с купцом толковал. Пошли куда-то вместе. Староста, не сказываясь — за ними, авось сами разберутся, а сынка и поутру выбранить можно.
… Изловчился купец, заломил парню руку, отобрал нож. Кто его знает, может, и впрямь полоснул бы в сердцах, чтобы неповадно было на чужих жен заглядываться, да увидал староста лезвие блеснувшее, раздумывать не стал. Так купец и не понял, откуда смерть пришла…
Нарубили лапника, следы замели, топор в озеро закинули. Для отвода глаз раздели мертвяка, одежу сожгли. Уговорились, как на расспросы отвечать, буде таковые, пошли к Вальжине. Застращали молодуху, синяков для убедительности наставили. Кабы одна была, не убоялась бы, а тут за двоих ответ держать пришлось. Смолчала на людях. Да только подглядели староста с сыном, как она над покойным убивается, отомстить сулит, решили — рано или поздно, а проговорится. Врага надо добивать, не жалеючи, даже если он — беззащитная женщина. Подкараулили одну, в лес затянули, да у сына в последний момент рука не поднялась, сызнова пришлось старосте грех на себя брать. После вывели из камышей припрятанную лодку, вывезли тело на середину затоки и сбросили в знакомый омут. Лодку же пробили и затопили в прибрежном иле. Перед старшими сыновьями тем же утром повинились, те струхнули сначала, перебранились с братом и родителем, да родство крепче чести-совести, не выдали, а теперь вот и рядом встали…