Каррах зажимал рукой рану на предплечье, ординарец уже снял с него шлем и длинные темные волосы намокли от дождя.

— Господин! — прохрипел Каррах, пытаясь выпрямиться в седле. — Мы поймали лазутчика. И от него узнали, что намутцы готовят ночную атаку на лагерь. Мы торопились…

Берсей молчал. Он все еще плохо понимал, что происходит. Он видел Карраха, но ему вдруг показалось, что это — призрак, видение из его припадков. Потом он оглянулся, увидел Агга, ординарцев и офицеров. Факела шипели и гасли, но солдаты разжигали новые — их заготовили заранее и в достаточном количестве.

Наконец он пришел в себя.

— Завтра. Утром расскажешь все.

Повернулся к Аммару:

— Пусть займутся ранеными.

* * *

Лазутчик, о котором сказал Каррах, не был намутцем. Его выдавал не только выговор, но и внешний облик — слишком утонченный для грубых разбойников-горцев. После первых же слов Берсей перешел на киаттский язык — и не ошибся. Лазутчик вздрогнул, остатки выдержки покинули его. Взгляд метнулся по сторонам и тихо-тихо он произнес по-киаттски, глядя себе под ноги:

— Полководец, прикажи, чтобы нас оставили одних. Я расскажу тебе все, что знаю и видел.

Берсей уже готов был ответить грубостью, но взглянул на Аххада, напряженно прислушивавшегося к разговору, на верного Аммара, на тысячников, которые тоже могли быть верными, а могли…

Тяжелое слово «предательство» возникло перед его мысленным взором как грозовая туча, которая превращает день в ночь.

— Пусть нас оставят все, кроме писца. Аххад, ты узнаешь обо всем, что скажет этот человек. А сейчас — прости, мы останемся с глазу на глаз.

Аххад не вышел — выскочил из шатра, лысина его горела от унижения.

— Сядь, — сказал Берсей. — Сядь и говори. С самого начала.

Рыжебородый киаттец — кажется, бороду он отращивал специально для того, чтобы сойти за намутца, — осторожно присел напротив Берсея и, не отрывая глаз от узора на ковре, глухим голосом начала:

— Меня зовут Суальт из дома Уальтов. Вся моя семья занималась лекарским искусством, мы жили на берегу озера Малатто, в маленьком зеленом городке. Потом началась война. Вы, аххумы, умели воевать лучше нас. Видишь мои руки? Они не умели убивать. Но когда аххумы пришли, они убили всю мою семью, всех детей, всех стариков. А меня в рабском ошейнике повели на войну, чтобы я лечил раны ваших воинов. Нас было много в войске Аххага. Лекари и писцы, изготовители мечей и шлемов, учителя и даже ученые. Мы не умели воевать, но не хотели делиться с вами нашими знаниями, передававшимися из поколения в поколение… Кое-кто, получив видимость свободы, объединился в тайный союз. Я был среди них, как и многие приближенные великого царя. Мы искали союзника и нашли его.