Берсей ждал этого, и все-таки вздрогнул.

Мелькнула перед глазами черная кипящая вода и плывущие раздутые мертвецы, и выеденные глаза командира эль-менцев.

Мертвые ходят быстро. Особенно те, которые не смогли умереть.

«Жди нас!» — вой сквозь мокрую тьму.

— Повелитель?..

Берсей тупо взглянул на Аммара.

— Тысячники требуют собрать совет.

Берсей поднялся рывком, удерживая в себе рвущуюся наружу тошноту.

— Совет будет на марше. Всем приготовиться к выступлению. Мы идем на восток.

* * *

Перед шатром стояли тысячники. Все тринадцать — как отметил Берсей. За ними держались полутысячники — командующие вспомогательными отрядами, еще дальше — ординарцы. Воины агемы образовали коридор, сам командир агемы Руаб стоял при входе.

Берсей молча смотрел на угрюмые лица тысячников. Да, все они против него. Все — за Аххада. Берсей чувствовал, как волна ярости захлестывает его измученный разум и кровавая пелена начинает застилать свет.

Он мог бы приказать арестовать их всех, прямо сейчас. Он мог бы даже приказать перебить главных зачинщиков — он знал их; но нет. Не сегодня.

Берсей полуприкрыл глаза, поднял руку, словно защищаясь от света, хотя небо было обложено холодными синеватыми тучами, глубоко вздохнул и сказал:

— Я знаю, чего вы ждете. Объяснений. Они, конечно, последуют.

Но не сейчас. Сейчас мы выступаем.

Он подозвал командира отряда понтонеров и велел ему срочно отправляться на восток, к переполненной Индиаре; к вечеру через нее должен быть перекинут понтонный мост.

Окруженный тысячниками, лица которых выражали недоверие, удивление, — что угодно, кроме презрения или гнева, — Берсей отдавал отрывистые команды. Командиры исчезали один за другим.

Наконец, осталось трое: двое командующих тяжеловооруженными тысячами и заместитель Аххада Баррах.

— Баррах, — проговорил Берсей. — Позаботься о том, чтобы в лагере оставались надежные люди.