Светлый фон

— А я уж подумала, ты заснул. Ешь давай, а потом поговорим!

И старушка принялась так вкусно хлебать свое варево, прикусывая хлебный мякиш, что Вотша, не раздумывая, тоже набросился на еду.

Впрочем, наелся он очень быстро — когда он принимался за свою миску, ему казалось, что он запросто сможет выхлебать три-четыре таких посудины, однако стоило ложке заскрести по дну мисочки, как он понял, что сыт, и не просто сыт, а сыт по самое горло! Доев варево, Вотша аккуратно положил ложку хлебалом на край миски, отпил квасу и вопросительно взглянул на хозяйку домика. Та, как оказалось, уже не только закончила трапезу, но и убрала свою посуду со стола. Увидев, что гость отложил ложку, старушка удовлетворенно проговорила:

— Ну что, изверг, наелся? Значит, теперь и поговорить можно. А то какой это разговор на голодное брюхо.

Выдернув из-под носа Вотши пустую миску и ложку, старушка легко поднялась и направилась к очагу, около которого стоял небольшой глиняный таз с водой, в нем, видимо, мыли посуду. Вотша посмотрел ей вслед и спросил:

— Так что же ты, матушка, мне за травку-то в воду подмешала?

— О-о-о… — протянула старушка, наклоняясь над тазом и опуская в него миску и ложку. — Это такая травка!.. Вот не унюхал бы ты ее, выпил водичку, и сразу у тебя перед глазами вместо старухи немощной появилась бы девица неземной красоты! И не смог бы ты удержаться от… вот тогда бы я и попользовалась!

— Та-а-к!.. — изумленно протянул Вотша. — Это что ж за трава такая?!

Старушка стряхнула воду с миски и ложки и отправилась к посудному шкафчику, приговаривая на ходу:

— Да вот такая травка… Единственный недостаток, запашок имеет, правда, слабый запашок, какой не каждый и учует, а ты вот учуял! И потому появилось у меня к тебе другое дело, но, прежде чем говорить о нем, ты мне расскажешь, зачем ты землю топчешь и куда на холод глядя направляешься?!

— А с чего это ты, матушка, решила, что я вот так просто тебе все и расскажу? — усмехнулся в ответ Вотша и вдруг почувствовал, как отяжелело его тело, как тяжелы стали руки и ноги, как необоримо клонится голова к столешнице, как сами собой закрываются глаза и становятся вялыми мысли.

Он сложил руки на столе, опустил на них голову и мгновенно уснул.

Проснулся изверг, как ему самому показалось, буквально через несколько мгновений, даже руки, лежавшие под головой, не успели занеметь. Во всем теле он ощущал необыкновенную легкость и странную силу. Подняв голову, он увидел, что старушка, привычно улыбаясь, молча сидит напротив него, словно дожидаясь, когда он проснется. Увидев, что ее гость вновь открыл глаза, она, вдруг став серьезной, проговорила своим не по годам молодым голосом: