— Пусть рыжий Гаст перейдет к свободной парте, а мой паж займет его место!
— Вот еще! — пикнул было возмущенный Гаст, но мэтр Пудр немедленно оборвал возможные пререкания:
— Гаст, освободи место!
Рыжий мальчишка, недовольно ворча себе под нос, собрал с парты свои вещи и переместился к свободной парте в первом ряду, а Вотша, отступив на три шага назад, встал на освободившееся место.
Мэтр Пудр довольно оглядел своих учеников, снова улыбнулся и громко повторил свою непонятную фразу:
— Ну? Теперь, Гаст, ты хорошо слышал то, что я сказал? Переводи!
Гаст растерянно поскреб щеку, метнул быстрый взгляд в сторону Юсута, поднявшего глаза к потолку, и пискляво забормотал:
— Ну… Это значит… Э-э-э, это… вопрос! «Как тебя зовут?»
На несколько секунд в зале повисла тишина. Мэтр Пудр внимательно разглядывал рыжего Гаста, а тот ковырял ногтем свой пюпитр. Затем наставник встал из-за стола, подошел поближе к отвечавшему мальчику и медленно, раздельно проговорил:
— Нет, Гаст, ты не стал лучше слышать после того, как между нами не стало… изверга. — Он обвел взглядом своих учеников и, вернувшись к натянутой на стену шкуре, взял в руки мягкий белый камешек. — Ну что ж, объясняю еще раз!
Мэтр написал на шкуре строку, состоявшую из непонятных значков, и принялся объяснять, каким образом из этих значков, из этих незнакомых, непонятных звуков получается фраза: «Я живу в вольном городе Ласте».
Вотша завороженно слушал наставника, он мгновенно вспомнил, как Вогнар еще на первом занятии говорил ему, что у разных стай разная речь и разное письмо! Теперь он слышал и видел эту другую, непонятную… пока что непонятную речь, иное, загадочное… пока что загадочное письмо. И это новое, другое, загадочное было для маленького изверга жгуче интересным.
Теперь каждое утро после завтрака он бежал в замковую школу, предвкушая нечто чрезвычайно интересное, захватывающее! У него, правда, не было необходимых для занятий вещей, он не мог принести из книжни свои письменные принадлежности, не мог разжиться хотя бы кусочком пергамента, но зато у него была отличная память и живое, жадное воображение! Однажды, спустя два месяца своих невольных занятий, он неожиданно для самого себя после одного из вопросов наставника поднял руку, повторяя жест учеников, знавших правильный ответ. И когда рассеянный мэтр Пудр произнес, словно само собой разумеющееся: «Говори, Вотша…» — извержонок вышел из-за своей парты, как это делали другие ученики, отвечая на вопрос, встал рядом с ней и, слегка запинаясь, сделал совершенно правильный разбор предложенного текста.