— Пророк или не пророк, сейчас он не в себе. Действие наркотика, если я хоть что-то в этом понимаю, продлится еще часов двенадцать, Тиль.

— Знаю, — угрюмо сказал я и пощелкал пальцами перед лицом старика, привлекая к себе внимание:

— Эй. Ты знаешь, кто такой Ночной Мясник? Помнишь его имя? Как его найти?

— Он жил со мной, а мое желание свободы дало ему волю поступать, как прежде, — прошептал человек, завороженно следя за моей рукой.

Талер ошеломленно присвистнул.

— Кто он? — настойчиво повторил я, но старик лишь сказал:

— Столько хороших людей было загублено из-за тени на своем рождении. Видит Всеединый, когда я вел мессы, то считал себя порядочным гражданином. О да, чэр! И поэтому страдаю о каждой погибшей душе. Все. Все они родились в год Темной луны, и выбор его не случаен.

— Сорокалетний астрологический цикл. Год Темной луны его закрывает, — подсказал мне Стэфан, начавший внимательно слушать человека.

Я пока еше не понимал, как это все связано между собой, но уже знал, что следует брать старика в охапку и вести в Скваген-жольц. У меня был в руках ключ к поимке безжалостного убийцы.

— В первый раз он сделал это так давно. Я еще не знал его. Не видел крови. Не понимал, — между тем бормотал пророк.

— В казино ты встречался с людьми. Говорил с ними. Знаешь, кто они?

Он посмотрел на меня задумчиво и рассмеялся:

— Хорошие люди. Я сказал, что они скоро умрут.

Мы с Талером переглянулись. Я испытывал разочарование. Неужели их встреча была всего лишь случайностью?!

— Ну с его предсказанием не поспоришь, — сказал мои друг. — Тех типов мы перестреляли, словно фазанов. Кажется, ты вновь в тупике со своей Эрин.

Старик вздрогнул и, крепко впившись мне в руку, зашептал:

— Держись ее. Она выведет. Поможет тебе. Помнит наследие. Она — твои грезы, молодой чэр. Слушай их. Вот здесь. — Он постучал себя по виску, блаженно улыбаясь. — Город. Он убил меня. Проклятый город… Я слишком стар, чтобы бороться. Устал… Сильно устал… Пришел сюда, в старый приход. Он помнит меня и добр ко мне. Останови кровь… Мое время пришло…

Он забормотал что-то вовсе бессвязное и, свернувшись калачиком, лег на тряпки.

— У него озноб, — мрачно сказал Талер.