В последний раз широко открыв глаза, Невменяемый почувствовал, что начинает сходить с ума от творящихся с ним противоречий. Даже с некоторым облегчением почувствовал приближение симптомов, при которых он снова превращался в дебила. Но провалиться в спасительную неосознанность не вышло. Идущая на приличной скорости повозка наехала на редкий в здешних дорогах булыжник. Сотрясение получилось настолько сильным, что герцогиня проснулась, резко открыла глаза, мгновение пыталась сообразить, к кому это она так интимно прильнула, а потом с диким воплем отскочила в сторону. Продолжая кричать, она хлестнула ладонью по лицу своего неоднократного спасителя и перешла на членораздельные слова:

— Урод! Мразь! Да как ты посмел меня обнимать?! Да я тебя сейчас на части разорву! Да ты у меня…

По всей видимости, только одной пощечиной дело бы не ограничилось, колдунья собралась еще и магический удар нанести. Возможно, и прожарить до румяной корочки. Но наверное, хоть и пребывала в плохо контролируемой ярости, вовремя вспомнила о бесполезности огненной молнии и на мгновение замешкалась. Чем успели воспользоваться проснувшиеся Ранек и Пасхалини. Не сговариваясь между собой, словно тысячу раз репетировали подобные укрощения, они задействовали свои магические умения. Фокусник прикрыл бывшего десятника ордынцев максимальным щитом, а руководитель комедиантов придавил женщину сковывающей структурой силы. При этом выкрикивая что есть мочи:

— Вилейма! Прекрати! Опомнись! — И лишь только та прекратила попытки вырваться, переключился на воина: — Заринат! Что случилось?!

Ничего Кремону не осталось, как со всем раскаянием и покорностью признаться:

— Да я тоже уснул и совершенно непроизвольно обнял госпожу Вилейму. Может, мне моя жена приснилась…

— Разве ты был женат?

— А почему бы и нет? Не всегда же я был военным и не всегда таким уродливым. — Его голос стал сердитым и обиженным. — И не всегда меня обзывали плохими словами! Наверное…

Кажется, это окончательно прервало гневные попытки герцогини наказать обнаглевшего мужчину. Мочки ее ушей покраснели от стыда, что особенно хорошо стало видно при откинутом пологе: ведь Уракбай вместе с Цаем теперь во все глаза всматривались во внутренности повозки. Крики и ругань переполошили их до такой степени, что повозка остановилась.

Как раз это и послужило хорошим поводом для Вилеймы перенести свой гнев на невиновных:

— Ну и чего вы встали?! Или, может, мне самой взяться за вожжи?! Трогайте! Мы и так опаздываем!

Затем она с грозным рычанием вновь улеглась, повернулась лицом к борту и с угрозой пообещала: