…Он пришел в себя оттого, что чья-то теплая ладонь легла на лоб. Открыв глаза, Кастор ди Тулл обнаружил над собой пухлое женское лицо в обрамлении пепельных волос с проседью.
— Наконец-то прочухались, вашмилость, — Лицо расплылось в улыбке. — А мы думали, ежели к вечеру не оклемается господин рыцарь, сталбыть, надо в город посылать. За лекарем.
— Нет!
Возглас ди Тулла прозвучал слишком громко. Раздосадованный рыцарь приподнялся на локте и, оглядевшись, уже спокойно повторил:
— Нет. Не нужно лекаря. Я в порядке.
— Как пожелаете, вашмилость, — женщина вскочила с лавки и согнулась в неловком поклоне.
Деревенские принесли его в дом старосты. Хозяева выделили гостю лучшую кровать, застланную свежей соломой, и прямо-таки завалили одеялами. К тому же пожертвовали свою лучшую подушку, набитую даже не перьями, а пухом.
— Сколько я был… — Он запнулся, раздраженно потер подбородок и обнаружил там некое подобие бороды. — Как долго я спал?
— Сегодня третий день пошел. Вот мы, сталбыть, и волноваться начали, — сообщила жена старосты (а кому еще быть? опять же семейная приговорка).
Яна!
Память огромными кусками возвращалась к нему, и ничего хорошего воспоминания с собой не несли. Только тревоги, страхи, предчувствия новых бед и опасностей.
— Со мной была девушка. Леди! Где она?
— Так это… где ей еще быть, вашмилость? Она, сталбыть, тут, в Мышиных Норках, вот токмо…
— Что «токмо»? — раздраженно спросил ди Тулл и огляделся в поисках оружия.
У деревенских должно было хватить ума, чтобы не трогать вещи рыцаря. Так и есть! Перевязь с оружием аккуратно положили на табурет рядом с кроватью. Коснувшись пальцами рукояти меча, ди Тулл немного успокоился.
— Что не так? — ровным голосом спросил он. И даже попытался улыбнуться.
— Э… ну, вы уж не гневайтесь, вашмилость, но леди так себя не ведут.
Жена старейшины прикусила язык, опасаясь, что рыцарь рассердится, но Кастор только вопросительно смотрел на нее. Ободренная женщина продолжала:
— Тихая она, нелюдимая и не белоручка вовсе. Работы, сталбыть, совсем не чурается.
— Работы? — недоуменно переспросил экзекутор. Жена старосты кивнула: