Но то, что произошло в действительности, невозможно было осмыслить. Суд и приговор произвели потрясение во всем Золотинкином существе, она чувствовала и догадывалась: что-то переменилось. Неожиданное облегчение… словно очистилась от скверны.
Она думала теперь о казни без того судорожного и одновременно мимолетного ужаса, который посещал ее в прежние дни. Без того судорожного трепета, который охватывал ее, когда она добиралась мыслями до конца — теперь она не верила в смерть. И потому нарочно принималась убеждать себя: надеться не на что, ничего, в сущности, особенно утешительного не произошло, кроме того, что пигалики вкатили ей полновесный смертный приговор. Но куда было деться от ощущения, что все это не так важно по сравнению с тем, как ревели они навзрыд?
…Это случилось на другой день, когда Золотинка поднялась с ощущением чуда и тотчас же вспомнила заплаканных судей, застенчивых, мучительно робеющих стражей, которые прятали глаза, запирая ее ночь. А на столе, на полу и на лавке громоздились подарки от неизвестных доброжелателей, которые, однако, не смели казаться на глаза. За ночь коробочки да кулечки с фруктами и сластями прибавились в изрядном количестве. Появилось даже какое-то маленькое зеленое растеньице в горшочке — оно стояла на круглом каменном столе в передней комнате.
Так, травинка, с десятком листиков не больше мелкой сливы и простой белый цветок о пяти лепестках, источавший удивительно нежный, но стойкий и сильный запах. Что-то от сирени и фиалки, определила Золотинка, уткнувшись носом, — она перебралась к цветку, едва проснулась, прямо в рубашке. Удивительное растеньице поднималось над горшочком на ладонь, не больше, и такой жалкий, тоненький стебелек — тоньше соломинки.
Уставив недвижный взор на саженец, с печалью на душе Золотинка, растроганная до слез, думала о всесилии жизни…
Из сочленения веточек прорезался слабенький зеленый нарост, почти прозрачный, неопределенный… мохнатый что ли… Он быстро вытягивался, имея на конце крошечные завитушки, которые начали разгибаться, обращаясь в начатки листиков. Между тем белый цветок, венчавший верхушку растеньица, побурел и завял, черные тычинки склонились к пестику, соприкасаясь с ним… и уже отвалились, тогда как в основании пестика образовалась завязь, в считанные мгновения ставшая крошечной, с булавочную головку ягодкой. Растеньице подрастало, появлялись новые, круглые поначалу листочки, они вытягивались, обретая густо-зеленый цвет. Ягода раздувалась, склоняя веточку, и уже начинала краснеть.
Растение поднималось на глазах и так быстро, что слышались, чудилось, шуршание и треск разорванных почек, шум разворачивающихся листьев. Прежние, вчерашние листья хранили сероватый налет пыли, так что их можно было легко отличить, а новая, только явившаяся листва поражала необыкновенной, сверкающей свежестью. Поднявшийся над слишком маленьким горшком кустик покрылся цветами, они наполняли комнату одуряющими, приторными запахами. И Золотинка едва успела подставить руку, чтобы подхватить переспелую ягоду. Несколько других зрели и наливались красным.