— «Что за загадочная болезнь поразила молодого ученого Стивена Пауэлла?» — пробормотал Дигби Драйвер себе под нос. — «Молчание Центра наводит на размышления». Можно, конечно, разыграть эту карту, но Десмонда она вряд ли устроит — это всего лишь нокдаун. А ему нужен нокаут. Случилось бы сейчас что-нибудь гадкое, гадкое-прегадкое, такое гадкое, что просто тьфу! Ну же, Драйвер, шевели мозгами! Ну, так что, что, что?

Размеренно похлопывая себя ладонью по лбу, мистер Драйвер отправился искать вдохновения у пивной стойки.

— Наверное, нам теперь уже никогда не найти лиса, — печально заметил Шустрик. — Будь я мышкой, я не добежал бы даже до желоба в полу. — Он сел и с тревогой посмотрел на небо. — Хорошо бы совсем умереть, прежде чем прилетят канюки. А то, знаешь, тук-тук, ням-ням… Кого первым съедим, Кривой Клюв, Рафа или Шустрика?

20 ноября, суббота — 21 ноября, воскресенье

— Заткнись!

— А ты, Раф, не задумывался о том, что, когда мы будем мертвые, нам не надо будет ни имен, ни еды. Безымянные, как лис… Только ветер посвистывает в голых ребрах, как у той овцы прошлой ночью… Ничего от нее не осталось, только черви. Так и мы. Спасибо, здесь еще не дует: ветер такой, что и кошку снесет с холма прямо в озеро. Вот и я — мяу-ой-плюх-ох, что это со мной случилось?

Раф ничего не ответил, лишь некоторое время вылизывал ухо Шустрику, затем вновь уронил голову на свои онемевшие лапы.

— Раф, а ты…

— Я все еще чую запах той дряни, которую белохалатники напихали тебе в башку.

— Тебя-то не резали. Все резаные псы пахнут этой дрянью. А вот кабы тебя порезали, так ты бы тоже пах и не замечал этого запаха. Раф, а ты не думал, что именно из-за нас прошлой ночью все мусорные бачки оказались внутри домов, а не снаружи.

— Очень может быть. Ведь все они нас боятся.

— Значит, они знают — все знают! — что я убиваю людей?

Несколько мгновений спустя Раф снова погрузился в сон — неглубокий чуткий сон, измождение лишь чуть-чуть перевесило голод и присущий всякому вынужденному оборонять себя зверю страх, что его застанут врасплох и убьют, не дав пустить в ход клыки и когти. Шустрик вжался поглубже в щель между камнем и лохматым боком Рафа и тупо глядел через холмы и на чернеющее внизу озеро. Солнце, которое ранним утром ясно светило на чистом небе, теперь скрылось за облаками, напоминавшими цветом северное море. От холма к холму, сколько видел глаз, лежал белый, безмолвный снег, не знающий ни ненависти, ни жалости к живым существам, которых он убьет во время надвигающейся темной четырнадцатичасовой ночи.