В неблагоприятном раскладе она, напротив, предостерегает от излишней поспешности.
Марта Кетро Белая река, зелёные берега
Марта Кетро
Белая река, зелёные берега
Мне часто доставались мужчины, которые не умели выбирать. Вот уже десять минут он стоит с парой футболок — эту или эту?
Я жду ещё три минуты и говорю — эту. Он промедлил секунду и надел её, вишнёвую. Тут всё просто, надо лишь понять, чего ему хочется на самом деле. Он прикидывает, что зелёная выглядит приличнее, но вишнёвый цвет ему нравится больше, «саньясинский», как он говорит. Вот и выбирал — не между двумя футболками, а между двумя внутренними состояниями: «я одет прилично» и «я одет, как хочу». Первое комфортно, второе свойственно победоносному мачо, которым он хотел бы казаться. Мне тоже нравятся победители, и я выбираю за него то, что он давно уже предпочёл сам. Собственно, он ценил меня именно за это.
Мне не трудно, я вообще люблю принимать решения. Вдруг возникает холод в спине, и пространство вокруг пустеет, как будто ангелы отлетели и оставили меня один на один с богом… с будущим… не знаю, с небом. Конечно, если не о футболках речь, а о чём-нибудь поинтересней. Меня просто хлебом не корми, лишь бы почувствовать этот обрыв со всех сторон, воздух, поднимающийся снизу, свободу, возможность. Мне кажется, я только и живу, когда выбираю.
Поэтому я переезжаю гораздо чаще, чем принято среди приличных людей, чаще ввязываюсь в подозрительные проекты, чаще совершаю глупости, в конце концов. Поэтому в моём компьютере лежит штук пять «разрывных» писем (на первое ы ударение). Впрочем, в последнее время я предпочитаю переживать момент расставания вживую, вместе с партнёром, уж очень это красиво… Свинство, конечно, но момент взаимной боли, когда ты волевым усилием режешь по живому — тонко, остро, мгновенно, — он прекрасен. Страшно? А медленное гниение, запах, длительные муки — разве не страшнее?
Я не люблю боль, я лишь точно знаю, как хотела бы умереть.
Почти не помню, как всё у нас начиналось, хотя времени прошло немного. Просто, когда мы встретились, всё рухнуло и продолжало падать ещё долго, поэтому мелкие детали ускользнули, осталось только ощущение необратимости и ветра в лицо. Собственно, слово «падение» в данном случае не означает ничего дурного — я встретила его на слишком большой высоте, где воздух разряжен, холодно и вода закипает негорячей, и потом я всего лишь пыталась вернуться на приемлемый уровень. Туда, где люди живут, не задыхаясь, не покрываясь льдом, где варят суп, в конце концов. Я лишь училась не умирать ежесекундно.