Светлый фон

— Никогда. Слышишь? Никогда не вини себя в чужом зле. Богачка может ведь и сдать воришек Городской страже, чтобы они получили законное наказание.

— Никогда. Слышишь? Никогда не вини себя в чужом зле. Богачка может ведь и сдать воришек Городской страже, чтобы они получили законное наказание.

— Но ты сказал, что...

— Но ты сказал, что...

— Да, скорее всего, она отдаст приказ убить.

— Да, скорее всего, она отдаст приказ убить.

— Почему ты так решил?

— Почему ты так решил?

Он помолчал, глядя в сторону, на уходящий в темноту коридор.

Он помолчал, глядя в сторону, на уходящий в темноту коридор.

— Я не видел её лица, это верно. Но зато слышал голос. Наша нанимательница из породы людей, которые действуют по одним им ведомым правилам, а чаще и вовсе без правил. Деньги и власть, знаешь ли, быстро уверяют человека во всемогуществе и вседозволенности... Ладно, не будем сейчас об этом говорить. Согласен?

— Я не видел её лица, это верно. Но зато слышал голос. Наша нанимательница из породы людей, которые действуют по одним им ведомым правилам, а чаще и вовсе без правил. Деньги и власть, знаешь ли, быстро уверяют человека во всемогуществе и вседозволенности... Ладно, не будем сейчас об этом говорить. Согласен?

Киваю. Конечно, не будем. И так что-то жутковато становится... Это всё моё воображение. Получило подходящую игрушку и разыгралось. Сразу стали мерещиться зловещие тени, холодное дыхание призраков, текучие лужицы...

Киваю. Конечно, не будем. И так что-то жутковато становится... Это всё моё воображение. Получило подходящую игрушку и разыгралось. Сразу стали мерещиться зловещие тени, холодное дыхание призраков, текучие лужицы...

Стойте-ка. Дыхание мне не чудилось. Невидимые занавеси и впрямь колыхнулись, натянулись, словно зацепленные кем-то или чем-то, и отпрянули назад, то ли разорванные, то ли освободившиеся самостоятельно. Надо сказать отцу. Он не особенно прислушивается к моим рассказам о нитях, висящих повсюду, но и не оставляет совсем уж без внимания.

Стойте-ка. Дыхание мне не чудилось. Невидимые занавеси и впрямь колыхнулись, натянулись, словно зацепленные кем-то или чем-то, и отпрянули назад, то ли разорванные, то ли освободившиеся самостоятельно. Надо сказать отцу. Он не особенно прислушивается к моим рассказам о нитях, висящих повсюду, но и не оставляет совсем уж без внимания.

А почему я подумал о лужице? Опускаю взгляд. Точно! Мы же стояли на сухом месте, а теперь у ног отца явственно заметно мерцающее в отсветах лампы озерцо. И не только у ног, но и на них...

А почему я подумал о лужице? Опускаю взгляд. Точно! Мы же стояли на сухом месте, а теперь у ног отца явственно заметно мерцающее в отсветах лампы озерцо. И не только у ног, но и на них...