— Ты забыл меня, брат.
Кабо выступил на свет и демонстративно уронил оружие в общую кучу.
— А если неудача? — еле слышно сказал Шагалан. — Кто сообщит на тот берег?
— Никаких неудач, брат. Да и кто в опасности прикроет тебе спину?
— Чем прикроет-то? — скривился Эркол. — Голыми руками?
Кабо снисходительно потрепал музыканта по плечу:
— Если там, паренек, будет хоть один вооруженный человек, я непременно что-нибудь нам добуду. Не сомневайся.
Провожаемая тревожными взглядами и тихими напутствиями, четверка покинула кусты и приблизилась к воротам. Через частокол на них свесилась внушительная щетина копий и стрел. С минуту гостей пытливо рассматривали, затем створки чуть разошлись, приоткрыв пламенеющее огнями нутро лагеря. Хмурый Куля с полудюжиной разбойников встретил их прямо при входе. Никакой особой толпы на улочках лесной деревни Шагалан не обнаружил, хаотично разложенные большие костры полыхали в безлюдье.
— С кем же говорить? — поинтересовался юноша.
— Пойдемте, — буркнул Куля. — Для важных слов уши завсегда найдутся. Всех скликать не можем, извините. Сами виноваты — окружили нас, ровно медведя…
— Что, великовата деревушка? — не удержался от ехидства Кабо. — Рать на посты растянули, а теперь отвлечь боязно?
Разбойник покосился на него неласково:
— А с чего, удалец, доверять-то вам? Явились незваными, кровь первыми пролили… Да и в обиде не останетесь — самых уважаемых и рассудительных делегировали на встречу. Как они решат, так ватага и сделает.
Их подвели к «атаманскому» терему. У подножия высокой лестницы переминались пятеро основательно вооруженных мужиков, четверо виднелись на ее вершине. Многих из собравшихся Шагалан успел узнать, однако сейчас все поглядывали на него исключительно мрачно.
— Вот сюда подниметесь, — указал Куля. — Тут и выступать.
— Еще кто-нибудь подойдет? — обернулся Шагалан.
— И нынешних довольно. Подождем лишь, когда атаман выйдет.
В воздухе висело напряжение. Волновались разбойники, нервно тиская древки копий, шевелил желваками Опринья, тяжело дышал бледный Эркол. Только пришельцы с той стороны пролива сохраняли удивительную безмятежность в течение всего нарочито долгого ожидания, устроенного Аалем. Кабо, похоже изначально не полагавшийся на мирный финал, даже принялся озирать выборных с хищным интересом.
Наконец в дверях дома возник и сам атаман. Дородный, при полном параде, в белоснежном кафтане и богатой меховой шапке. Встал на краю верхней ступеньки, подбоченился, кинул строгий взор сверху вниз на явившихся за его головой. Выждал минуту, потом пророкотал низким голосом, в котором едва ли улавливался испуг: