— Любому, кто любит повелевать. — Флегматично возразил я. — Какая, к черту, разница — кем?!

— Может оно и так… — Рассеянно согласился он. — Насколько я понял, Локи весьма дорожит возможностью и дальше оставаться в этом удивительном месте… Он расспрашивал меня о тебе и твоем войске, и очень радовался тому, что все происходит без его участия. Он сказал, что за такую услугу не грех и расплатиться, и просил передать тебе, что не станет медлить.

— Хотел бы я знать, где он найдет монеты, которые я соглашусь принять?! — Горько усмехнулся я. — Чем, интересно, он собирается расплачиваться? В какой валюте?

— Мне показалось, что у такого существа, как Локи, найдется хороший подарок для каждого, — задумчиво возразил мой гость, — даже для тебя — почему бы и нет?

— Ладно, это его проблемы! — Решительно сказал я. — Жил же я как-то до сих пор без его благодарности, и ничего… Дорого бы я дал за то, чтобы он явился сюда с гневным криком: «уходи, противный!» — честное слово, мне бы потребовалось всего шестьдесят секунд на сборы, как пожарному! Но я с самого начала подозревал, что такое счастье мне не светит…

— Не гневи судьбу, Макс. Она не любит жалоб, особенно если они сходят от ее избранников. — Неожиданно серьезно сказал Одиссей — и тут же заулыбался:

— Ты позволишь мне называть тебя этим именем, раз уж я его знаю?

— Почему бы и нет? Чем ты хуже нескольких тысяч моих знакомых, которые употребляли это сочетание звуков в течение последних тридцати трех лет!..

Расскажи-ка мне еще о Локи, и об Утгарде. Что ты там говорил о его «туманных границах»?

Одиссей наморщил лоб и удивленно посмотрел на меня.

— «Туманные границы»? Я так сказал? Да, действительно: они почти незримы, но поблизости от них испытываешь явственно ощутимое сопротивление, а если прикрыть веки, можно увидеть, что густой холодный воздух тех мест переливается перламутрово-розовой зеленью, как крылья ночного мотылька, которого называют Оливковым Бражником, но преодолеть их — великий труд. Сам не понимаю, как мне удалось войти под своды Утгарда… да и был ли я там?

Черт, а ведь я уже почти ничего не помню! Чем дольше я здесь с тобой сижу, тем больше забываю… Наверное, Утгард — одно из тех зачарованных мест, память о которых умирает быстрее, чем муха-поденка!

Я недоверчиво покачал головой: небось, опять хитрит! Но на лице Одиссея было написано самое настоящее отчаяние.

— Что я скажу Афине!? — Огорченно вздохнул он. — Она так надеялась, что я вернусь с новостями…

— Скажешь ей то же, что и мне. — Ехидно посоветовал я. — Или пригласи ее туда на прогулку: пусть сама смотрит!