Я нерешительно протянул руку за лоскутом пергамента. Честно говоря, я почему-то ждал подвоха — может быть просто потому, что прекрасно помнил, что мой собеседник в свое время являлся инициатором и руководителем знаменитого проекта «троянский конь»…

— Бумага не отравлена — стал бы я таскать ее за пазухой, да еще только для того, чтобы всучить одному их бессмертных! — Одиссей расхохотался так неудержимо, словно на протяжении столетий изо всех сил сдерживал смех, и вот его прорвало, наконец-то!

Впрочем, вполне возможно, что так оно и было… Доротея поежилась от звуков его смеха, как от холодного ветра. А потом он ушел в синие предрассветные сумерки. У него была удивительно легкая походка — честно говоря, я не уверен, что его ступни действительно касались земли…

— Кто это был, Макс? — Нерешительно спросила Доротея.

— Можешь себе представить: Одиссей. Он же Улисс, он же царь Итаки…

— Одиссей? Настоящий? Так что, он был на самом деле? — Озадаченно моргнула она.

— А мы с тобой были «на самом деле», дорогая? — Печально улыбнулся я. — Или понарошку? В любом случае, он не менее настоящий, чем мы с тобой, хоть и невидимка — чего только не случается с людьми за долгую-долгую жизнь!..

— Везет ему! — С искренней завистью вздохнула Доротея.

— Да, наверное… — Рассеянно согласился я. Записку Афины я сунул в карман своего безумного зеленого плаща: мне не хотелось читать ее в присутствии Доротеи. Во-первых, мало ли, что она там написала, а во-вторых… Если честно, я все-таки здорово опасался, что стал счастливым обладателем очередного «троянского коня», а у Доротеи, в отличие от меня была всего одна-единственная жизнь, драгоценная и неповторимая, как жемчужина, сияющая в глубине раковины вместо дряблого тела моллюска…

День был блаженно долгим и упоительно спокойным: мы просто двигались вперед, на север, ничего особенного не происходило: ни чудес, ни сражений, ни незваных гостей… впрочем, одно чудо со мной все-таки случилось, самое желанное из чудес: ритмичная поступь Синдбада убаюкала меня, и я задремал, сидя на его надежной спине, да так сладко, словно к моим услугам была наилучшая из райских спален… На закате дремота оставила меня, я открыл глаза и с удовольствием подумал, что так хорошо не чувствовал себя даже в раннем детстве, после крепкого сна на открытой веранде в ясную летнюю ночь.

Откуда-то возник вездесущий Джинн с чашкой ароматного яблочного чая — именно то, чего мне всю жизнь хотелось, а я, дурак, не догадывался!

Только покончив с чаем, я вспомнил о записке Афины, которую так и не удосужился прочесть. С ума сойти можно: всего несколько дней назад я потерял голову, увидев на экране своего волшебного телевизора ее прекрасные серые глаза и неописуемо длинные ноги, эффектно обтянутые кожаными штанинами, пускал слюни, мазал по лицу романтические розовые сопли и вытворял черт знает какие чудеса, чтобы наведаться в гости к этой красотке — хотя бы во сне… А теперь я мог позволить себе роскошь засунуть в карман ее послание и тут же забыть о ней — вот уж никогда бы не подумал, что способен на такой подвиг! Я извлек из кармана жесткий кусочек пергамента и с любопытством на него уставился: давненько мне девушки записок не писали, а уж прекрасные богини — вроде бы и вовсе никогда!