Сотофа взяла свою подружку за руку, заглянула ей в лицо, заговорила почти ласково.

— Прежде всего меня интересует этот мальчик, — она указала на Трикки Лая, которому как раз стало скучно смирно парить над столом и он принялся распластываться над столешницей, пытаясь полностью покрыть ее собой, застелить этакой туманной, радужной скатертью. — Ты забрала чужую телесность — в мирное время, у человека, который не сделал тебе не просто ничего плохого — вообще ничего. Как ты посмела это сделать и почему — отдельный вопрос, но его я задам потом, успеется. А сейчас просто исправь то, что натворила.

— Легко сказать «исправь», — возразила Типа. — Как, интересно, я верну то, что не мне досталось?

— Что ты сказала?

Сотофа переспросила тихо и спокойно. Очень тихо и очень, очень спокойно. У меня по спине проползла тонкая струйка ледяного пота — а ведь она не ко мне обращалась. Я — что, я с краю сижу, слушаю.

Но леди Типа оказалась покрепче меня.

— Что слышала, — отрезала она. — Не знаю, какой он там дряни с перепугу наглотался, а только телесность при мне так и не потерял. Я, честно говоря, решила, что если настойка Круканарра на него сразу не подействовала, то и ждать уже бесполезно. Отпустила его, поскольку просился в гостиницу, якобы за вещами. На самом-то деле ясно было, что возвращаться он не собирается, но я подумала: пусть. Больно надо. Если уж я один раз с ним промахнулась, бесполезно пробовать снова — так я решила. И отпустила его с легким сердцем. Кто ж знал, что он аж через два часа развоплотится?!

— То есть ты не умеешь контролировать жертву на расстоянии? — ахнула Сотофа. — Это же азы, Типа! Элементарные вещи! Ты же у Лойсо училась, девочка! И у меня, если уж на то пошло. Как не стыдно?!

— У меня никогда не было необходимости работать на расстоянии, — огрызнулась Типа. — Сама подумай: зачем? До сегодняшнего дня моя настойка действовала безотказно: минута-другая, и готово. Никому никогда не приходило в голову что-то к ней подмешивать. Что это было, кстати?

— Уандукский Красный мох, если вам действительно интересно, — охотно подсказал Джуффин.

Шеф всегда питал слабость к таким же любопытным, как он сам, это да.

Призрак тем временем понял, что дела его плохи, оставил в покое стол и собрался в небольшое плотное облачко.

— То есть тело мне не вернут? — спросил он.

Я чуть не заплакала от жалости и бессилия. Они тут, понимаешь, теоретические вопросы решают, отношения выясняют, разбираются, кто прав, кто виноват, а этот бедняга вынужден их слушать. Он же небось даже не сразу понял, к чему все идет, и вот прямо сейчас окончательно распростился с надеждой. Я же знаю, как это бывает: только что казалось, что все как-нибудь уладится, нужно только немножко подождать, перетерпеть, а потом приходят чужие люди, компетентные специалисты и говорят: «Ничего не поделаешь, все кончено, мужайся, надо жить дальше».