Тогда и сам Мейв — точно такой же раб. Если интуиция, дух кошки, говорит ему, например, не ходить через некую пещеру, он туда и не пойдёт. Не пойдёт — и всё. И не важно Куцехвосту, в отличие от какого-нибудь неалая, который тут же начнёт задавать вопросы: что да как, что там, в этой пещере произойдёт — потолок обвалится или завяжется очередная драка? Он и задумываться об этом не будет, полностью доверяя своему чутью.
„Да, сам-то он — доверяет и не толкует это как несвободу! Почему же другим зазорно прислушаться к своему духу кошки, когда тот не велит им лезть в какие-то философские или магические дебри. Заниматься изысканиями, от которых, как они верно чувствуют, толку будет не больше чем от прыжка в ларшевое озеро? В чём здесь несвобода? В том, чтобы оберегать себя чтобы блюсти свою выгоду? Непонятно…“ — помотал головой Анар.
Соплеменники Анара, драконы Изменчивого, тоже носились со своей свободой как с писаной торбой, но и они, если следовать логике безднианских алаев, не были свободны целиком и полностью. „Мы можем делать всё, что захотим“, — вечно твердили драконы. Но ключевое слово здесь —
Это „нехотение“ было одной из особенностей душ, которые Повелитель Ветров выбирал из мириад других, чтобы они родились его детьми — именно на душах… такого типа мог прижиться дух драконов Изменчивого. Этот внутренний запрет — если его вообще можно так назвать — был настолько органичен их природе, что как запрет не воспринимался вовсе… Во всяком случае, до тех пор, пока какой-нибудь „благодетель“ вроде Фай не брал на себя труд открыть глаза несчастному пленнику самого себя.
Так, допустим, Такрен смогла доказать дракону Изменчивого, что он, Дух Свободы, на самом деле не свободен полностью. И что дальше?.. На что она рассчитывает? Что припёртый ею к стенке бедняга из принципа начнёт насиловать себя и делать то, что ему делать отнюдь не хочется, что для него