— Я вижу, мы друг друга поняли. Разойдёмся тихо-мирно, и никто не пострадает, — сказал он.

Линдоргец посмотрел на Анара как на душевнобольного, а потом, прислушавшись к шёпотом остерегающим его телохранителям, гаденько усмехнулся и заявил:

— А вот это мы сейчас проверим!

В следующий миг из рук чародея выплеснулось жирное фиолетовое пламя. Чувствовалось — это был его коронный приём. Ирсон отпрыгнул в сторону, но Анар не двинулся с места. Игла вырвалась из его пальцев, метнулась наперерез огненному потоку и… остановила его. Он завис в воздухе бесформенным комком, а потом стал просачиваться через игольное ушко — словно шерсть превращалась в нить под пальцами незримой рукодельницы. Закончив „прясть“, игла прямо в воздухе принялась ткать какой-то сложный символ — Анар мог бы поклясться, что уже где-то видел его. Линдоргец так побледнел, что, казалось, ему не суждено было пережить это потрясение, охранники дружно упали на колени, дракона тоже впечатлило… а вот Саллшура — нет.

— Чего испугались? Это же алай — лживая тварь! Он пытается одурачить вас, чтобы спасти свою чистенькую шкурку! — начал было он… и поперхнулся словами: быстро завершив свою вышивку, игла, недружелюбно посверкивая, плавно облетела его и зависла в опасной близости от левого глаза, инстинктивно спрятавшегося за молочной плёнкой третьего века.

— Шли бы вы отсюда, ребята, — ласково посоветовал Ирсон. — Этот уже обречён, а вы ещё можете успеть свалить.

Бандиты не шевелились. Анар чувствовал их страх.

— Вы что, остолбенели?! — не унимался Саллшур. — Брешет он. Швея бы никогда…

Блеснуло серебром — и губы толстого главаря оказались зашиты аккуратным швом. Все четверо уставились на весёленькие шерстяные нитки: их длинные концы жидкими зелено-фиолетовыми усами скорбно свисали со щёк жертвы своего болтливого языка. Саллшур таращил глаза, на которые со лба стекали потоки густой слизи. Он не утирал её, умоляюще глядя на своих подручных. Но те уже сообразили, что силы неравны. Дракон, видимо, попытался куда-то их переместить, но вместо этого всех троих только приподняло и с силой шлёпнуло обратно. Игла же не остановилась на достигнутом и, соскользнув с нитки, нырнула за шиворот главарю. Он жалобно замычал, пытаясь дотянуться до спины. Длинные синие когти, появившиеся на его пальцах, разодрали в клочья окровавленное одеяние, явив одинаково остолбеневшим наблюдателям вышитые на сероватой коже аккуратные строчки: „Никто не смеет говорить за Швею“. Игла немного покружила вокруг, а потом медленно подлетела к Анару и осторожно воткнулась в его жилет.