Звонка нет, потому стучимся. Из дома никто не вышел, но калитка сама слегка приоткрылась, словно бы подбадривая нас: давайте, заходите, нечего в проулке топтаться.
Мы переглянулись, вздохнули, улыбнулись. Взялись за руки и вошли в сад, пересекли очередную невидимую черту, отделяющую знакомое «здесь» от неведомого «там». Впрочем, ничего экстраординарного с нами не случилось. Осенний садик выглядел приветливо и вполне обыденно; мы даже обнаружили протянутую между деревьями бельевую веревку, на которой болталось несколько разноцветных полотенец и линялые джинсы, принадлежащие, судя по размеру, обладателю весьма солидной комплекции.
Повинуясь не то любопытству, не то желанию перевести дух, прежде чем стучать в дверь, мы совершили познавательную экскурсию вокруг дома. С противоположной стороны, к нашему удивлению, обнаружился парадный вход. Освещенная фонарями широкая подъездная дорожка вела к воротам; на площадке перед домом припаркованы три автомобиля: старая синяя «копейка», видавший виды военный «газик» и красный «опель» воистину неземной красоты.
– Ну что, – нервно спрашивает Маша, – будем стучаться? Или сбежим, пока не поздно?
– Куда ж теперь бежать, – вздыхаю. – Зря, что ли, ехали в такую даль? Будем стучаться.
Однако нас опередили. Парадная дверь распахивается сама, на пороге стоит симпатичный белобрысый карапуз лет пяти и взирает на нас, деловито мусоля во рту безымянный палец левой руки.
– Покажите приглашение, – наконец говорит ребенок, и в тоне его явственно звучит недетская смесь строгости и иронии.
Я окончательно теряюсь, но заветную бумажку младенцу протягиваю. Кто его знает, этого вундеркинда, может быть, ему родители велели гостей встречать…
– Что же ты такой неаккуратный? – сердится дитя, обнаружив оторванный уголок приглашения. – Ничего тебе в руки дать нельзя, все в них горит. А я-то думаю: что случилось, что за гости такие пожаловали, что ко мне вдруг детство вернулось? А вы вон какие. Понятно все теперь…
Ему, вундеркинду, может, и понятно. Мне – нет. Маша, кажется, и вовсе в шоке. Изумленно переводит взгляд с меня на мальчишку и обратно; взор ее мечется, как пчела, застрявшая между оконными рамами.
– Ну что же вы ребенка испугались, – смеется карапуз. – Не нужно бояться, меня ни нянчить, ни пеленать, ни на горшок сажать не придется. Проходите лучше в дом. Посидите. Успокойтесь. А я пока пойду другим гостям покажусь, таким они меня еще не видели… Потом вернусь.
Он впускает нас в полутемную прихожую, пухлая ладошка повелительно указывает на одну из дверей.