— С совершенной объективностью, — повторил Джорем, отвечая улыбкой на улыбку Камбера, — ты действительно — самая подходящая кандидатура. Остается только надеяться, что у тебя достанет времени исполнить свой долг.

— Хотелось бы, — Камбер опустил глаза, потом посмотрел на Джорема более серьезно. — Я был бы рад, если бы Райс был здесь. Не хочу разлучать его с Ивейн на Рождество, особенно когда у них скоро должен родиться ребенок, но я уже не так молод, каким привык себя сознавать. Даже если все пройдет удачно (а мы знаем, как нечасто это бывает), следующие несколько дней обещают быть жаркими. Когда рядом Райс, мне как-то спокойнее.

Джорем кивнул.

— Думаю, они с Ивейн согласятся. Кверон останется в доме на случай, если понадобится помощь. Мне привезти Райса?

— Нет, разбуди Анселя и пошли его с поручением. Еще одна причина, почему я хочу видеть Райса здесь, — это то, что Анселю будет лучше там. Он может помогать Кверону приглядывать за Ивейн, Отведи его к Порталу в соборе. Если вас увидят, можно сказать, что вы идете на молитву.

Джорем взял свой плащ михайлинца и накинул на плечи.

— Когда ты хочешь видеть Райса здесь?

— Пусть Ансель велит ему ехать верхом, — ответил Камбер. — Не хочу лишний раз показывать наше деринийское происхождение, используя Порталы. Даже если ему еще несколько часов поспать, он будет здесь до полудня. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь здесь заметил отсутствие Анселя. Они слишком заняты наблюдением за мной.

— По-моему, ты прав, — сказал Джорем, взявшись за дверную ручку комнаты Анселя.

Камбер благодарно посмотрел на сына, и Джорем вышел. Еще несколько секунд Камбер стоял и смотрел на закрывшуюся дверь, потом опустился в кресло у камина. Он долго любовался игрой пламени, и ко времени возвращения Джорема успел отчасти примириться со сложившимся положением дел.

* * *

На следующее утро епископы собрались по третьему колоколу — в тот час, когда Святой Дух сошел к апостолам в Троицын день. После мессы и уже привычных молитв о согласии было проведено голосование, как делалось изо дня в день в течение почти месяца. В круглой комнате присутствовали только пятнадцать епископов. Через цветные стекла над их головами тускло светило декабрьское солнце. От выложенного плитками пола тянуло холодом, а мороз в сердце Камбера был еще сильнее.

В тишине каждый прелат подошел к серебряной чаше на алтаре и опустил свой сложенный бюллетень. После этого Зефрам Лордасский и Ниеллан, которые считали голоса на этот раз, достали все листки. Когда имя Элистера Келлена было упомянуто в первый раз, реакция Хьюберта была вполне ожидаемой.