У Болдха зуб на зуб не попадал, но он не обращал на это внимание. Он сидел, прислонясь к поросшему мхом стволу дерева и вглядывался в окутанный туманом лес. В ночном небе не было ни облачка и уже появились первые звёзды. В ту ночь никакой шум не отвлекал странника от мыслей: лишь ветер лопотал в верхушках деревьев, да Женг хрупала травой неподалеку — все остальные уже легли.

В ту ночь первым на страже стоял Эппа. Болдх слышал, как старик что-то сварливо бормочет себе под нос, бубня на свой лад, постукивая кольцом по амулету с факелом и временами почесывая живот.

Глаза Болдха, уставшего за день от изнурительною перехода, закрылись сами собой. Вскоре он погрузился в полудрему под бормотание старого жреца; перед мысленным взором медленно проплывали лица товарищей по отряду. Его спутники — те, кто привел его сюда, в чужие, незнакомые земли — до чего же несуразно они смотрятся вместе, подумал он сонно. В странную команду он попал, что верно то верно: разношерстная компания, у всех разный опыт, все из разных слоев общества, у каждого своя вера и свои причины отправиться в этот поход.

А два жреца — из всего отряда именно Несущие Свет должны были держаться вместе — но даже они не могут прийти к согласию! Казалось бы, их должна объединять вера. Но нет, каждый словно ведет свой собственный бой.

Возьмем Финвольда: острый ум, приятная внешность, учтивые манеры — человек, который мог бы добиться всего, стать, кем пожелает, и все же он почему-то выбрал непростую стезю жреца-чародея. Причем он настолько непоколебим в своей вере, настолько предан призванию, что покинул свою суженую Алуину и отправился в этот жуткий поход на Дальний Север. Незаурядного ума человек, жрец Куны, он совершенно точно знал, во что верит и что делает.

А теперь Эппа: всего лишь тень человека, он настолько же далек от жизни, как и догматы, которые проповедует. Но и тут кроется нечто непостижимое — ведь Эппа лучше, чем кто-либо другой, знает, каково это, страдать за веру, знает не понаслышке. Он стар и немощен, и, несмотря на выносливость, удивительную для человека столь преклонного возраста, здоровье его ухудшается с каждым днем. Все замечали, как Эппа в последнее время хрипло кашляет, и каждый раз, когда Болдх поднимал на него глаза, кожа жреца становилась все серее. Болдх даже подумать не решался, как долго тот продержится в мерзлых пустошах Мелхаса. Но и в Эппе тоже сидело нечто неуемное — что-то не давало покоя его старым костям, гнало на север, милю за милей, шаг за шагом, наперекор боли.

«Дряхлый сморчок» — ха, как бы не так!