– Чего там копаются эти собаки? – разозлился тысячник уже не на шутку. – Вперед!

Мгновение спустя он и сам замер с открытым ртом, потому что птица, которую они увидели вначале, подлетела ближе и оказалась вовсе не птицей. А чем-то другим – и страшным.

– Продолжай, доблестный Тенгиз-нойон.

Покоритель вселенной Бату-хан отпил глоток кумыса из золотой чаши, взятой в соборе города Ульдемир. Одноглазый старый Субэдей не сводил своего единственного выпученного глаза с Тенгиз-нойона. Когда-то непобедимый тысячник выглядел ужасно; покрытое пузырями и язвами от ожогов лицо, на месте одного глаза вздувшаяся кровоточащая опухоль, левая рука, обугленная и скрюченная, безжизненно висит на перевязи. От золотистого байберекового чапана остались одни лохмотья, будто почтенного Тенгиз-нойона факелами жгли.

– Мне сказали, – заикаясь, продолжил Тенгиз-нойон, – Эрдеген-багатур дал приказ входить в урусское село. И тут появилось это чудовище. Оно камнем свалилось с неба, сделало круг над головами воинов, а потом дохнуло на них огнем. Великий хан, это была самая страшная бойня из всех, что я видел за двадцать лет походов, клянусь вечным, синим небом!

– И что же Эрдеген-багатур?

– Мне донесли позже, что он погиб в первое же мгновение. Люди вспыхивали, как сухой камыш, о мой хан. Выжившие потом рассказывали – пламя было такой силы, что мясо на людях и лошадях выгорало в один миг, оставляя от моих доблестных воинов одни обугленные скелеты! В один миг погибло больше трехсот отборных воинов.

– Что же ты предпринял, доблестный Тенгиз-нойон? – проскрипел старый Субэдей.

– Я тут же велел тургаудам приготовить луки и попытаться сбить чудовище стрелами. Но стрелы не причиняли ему никакого вреда! Тургауды стреляли в проклятого змея, опустошили свои колчаны, но змей будто смеялся над нами – он летал почти что над нашими головами, и мы глохли от его демонского хохота…

Над равниной стоял вопль и стон. Струи прозрачного пламени, извергаемого Зарятой, запросто сметали целые шеренги монгольской конницы, оставляя от воинов и их коней кучи обугленных костей.

– Чотгор![69] – ревели монголы в паническом ужасе. – Чотгор!

Со своего наблюдательного пункта Хейдин и Ратислав могли видеть, как плотные группы всадников начали разбегаться с тракта. Будто кто-то кинул на муравьиную дорожку горящую головню. Всадники бежали в панике, неустрашимые монголы потеряли от страха голову. Однако спасения не было – те, кто ушел от испепеляющего пламени дракона, проваливались в дрегву[70] по сторонам от тракта. Равнина оказалась для монгольской конницы западней.