— И гнев и скорбь, — ответила Марис. — Тебе это вряд ли поможет, но так я чувствую. И более того: я чувствую себя виноватой, Колль.
Она рассказала брату про Арилана и его спутников, и о том, ради чего они приезжали. Колль слушал с сочувствием, а когда она кончила, взял ее за руку. Его пальцы затвердели от мозолей, но прикосновение их было нежным и ласковым.
— Я не знал, — сказал он. — С'Релла мне ничего не говорила.
— Вряд ли она знает, — ответила Марис. — Наверно, Вэл не велел Арилану рассказывать о моем отказе. У Вэла-Однокрылого доброе сердце, что бы там о нем ни болтали.
— Ты напрасно себя мучаешь, — сказал Колль. — Если бы ты туда и поехала, это мало что изменило бы. Один голос ничего не решает. Совет разделился бы и при тебе, и Тайю все равно повесили бы. Не терзайся из-за того, что от тебя не зависело.
— Возможно, ты прав, — вздохнула Марис, — но все равно мне следовало хотя бы попытаться. Они бы могли прислушаться ко мне — Доррель и его друзья, летатели Штормтауна, Корина, даже Корм. Они же меня знают, а Вэл не способен тронуть их сердца. Вдруг бы мне удалось сплотить летателей, если бы я вела Совет, как просил Вэл?
— Если бы да кабы! — пробормотал Колль. — Ты понапрасну терзаешься.
— Пожалуй, нора перестать себя жалеть, — решительно сказала Марис. — Я боялась, что опять будет больно, и потому не поехала с Ариланом, когда он меня позвал. Трусость — вот что это было.
— Ты не можешь нести ответственность за всех летателей Гавани Ветров, Марис. Подумай прежде о себе и своих нуждах.
— В прошлой жизни, — Марис улыбнулась, — я думала только о себе и изменяла окружавший мир в лучшую для меня сторону. Нет, я, конечно, уверяла себя, что так будет лучше для всех, но мы-то с тобой знаем, что больше нуждалась в этом я сама. Баррион прав, Колль. Я была по-детски наивна и не думала, к чему все это приведет. Я знала только, что хочу летать. Нет, Колль, мне надо было поехать. Ведь ответственность лежит и на мне. Но меня заботила только моя боль, моя жизнь, в то время как нужно было думать о вещах поважнее. Мои руки обагрены кровью Тайи.
Марис подняла ладонь.
Колль схватил ее и сжал жесткими пальцами.
— Чепуха! Я вижу только беспричинное самоедство. Тайи больше нет, и ни к чему эти бессмысленные разговоры. Все кончено. Нельзя мучиться из-за прошлого, как когда-то мне сказал Баррион. Преврати свою муку в песню и подари ее миру.
— Песен я слагать не умею, — сказала Марис. — Летать не могу. Я всегда говорила, что хочу приносить пользу, а сама отвернулась от людей, которые нуждались во мне, и продолжала притворяться, будто стану целителем. Но я не целитель и не летатель. Так кто я? Или что?