— И где же он?

— А тебе что, семерых мало? — прогудел Гевул. — Давай, паря, бери их в охапку и айда драконов мочить или кого там еще…

Конан сжал кулаки и шагнул к ковалю. Небожитель тот был или нет, а смеяться над собой киммериец не позволил бы самому Нергалу. Правда, он сильно сомневался, что тот умеет смеяться.

— Он пошутил! — Дестандази придержала варвара за локоть своими сильными пальцами.

— Шутки бывают удачные и неудачные, — проворчал Конан, едва сдерживая гнев. — Эта неудачная.

— Да будет тебе, — махнул коваль ладонью, похожей на лопату, — не обижайся. На меня все обижаются, видать, судьба такая. Счас мы тебе клиночек сварганем — залюбуешься! Мехи-то раздувать умеешь?

— Умею, — коротко ответил киммериец, решив, что пора кончать болтовню и переходить к делу.

Однако возле домницы, куда подвел его Гевул, никаких мехов не обнаружилось.

— Она у меня сыродувная, — пояснил кузнец, — дырка, значит, назаду, в нее ветер дует, жар раззадоривает.

— У нас на севере тоже поначалу такие печи строили, — сказал киммериец, — поменьше только. Но ветер не всегда поймать можно, так что все давно мехами пользуются.

— Там овраг у меня, за кузней, — отвечал Гевул, — дуй-ветерок завсегда по нему гуляет куда надо. Тут у нас ведь как что вчера, то и сегодня, да и завтра тож.

Конан вспомнил, что находится в месте не совсем обычном, и не стал больше спорить. Хромой кузнец треснул кулачищем в стенку домницы — по глиняной скрепке побежали трещины. Гевул вытащил два здоровых валуна и положил их на пол. Уголь в горне уже прогорел, крица — железо с примесью шлака — остывала, покрываясь темной корочкой. Гевул ухватил отливку щипцами и отняс ее к наковальне.

— Держи-ка, — передал он щипцы Конану, берясь за свой огромный молот.

— А править кто будет? — спросил киммериец, знавший, сколь важно искусство настоящего мастера при ковке клинка.

— Вижу, бывал ты в кузне, — удовлетворенно хмыкнул Гевул, — только погодь, мы до дела-то не дошли еще…

Он ухнул и опустил молот на заготовку. Стены кузни содрогнулись, пол заходил ходуном, словно началось землетрясения. Конан едва удержал в руках щипцы. А кузнец бил и бил молотом, превращая крицу в длинную узкую полосу — куски шлака отваливались, оставляя красноватое, с темными прожилками железо.

Наконец Гевул отложил молот, перехватил у киммерийца щипцы и поднес остывающую полоску к глазам.

— Что ж, — сказал, — добрый меч будет. Пять медяков в базарный день за такой дадут, если из ножен не вынимать.

Конан решил не спрашивать, зачем же коваль махал молотом, но тот сам, указав на темные прожилки, объяснил: