Они плыли в полной тишине, опасаясь привлечь внимание пиктов, доверившись течению и лишь изредка отталкиваясь веслами от берегов или плавучих коряг. И все же на второй день угодили в сеть, перегородившую русло. Тут же невесть откуда появились пиктские однодеревки и окружили их лодку: низкорослые воины с раскрашенными лицами молча сжимали в руках дротики, короткие луки и каменные топоры.

Конан потянулся было к оружию, но дон Эсанди быстро сорвал с шеи медальон Дестандази и показал его пиктам. К ним приблизилась однодеревка, в которой сидел полуголый человек в головном уборе из птичьих перьев — вождь племени. Он внимательно осмотрел изображения солнца и луны на обереге, потом прижал к сердцу заскорузлую ладонь и сделал знак своим воинам. Все так же молча пикты убрали сеть и исчезли под нависавшими над водой ветвями.

На следующий день Конан и Сантидио достигли побережья. Пройдя вдоль моря пару лиг на север, они оказались в условленном месте. Здесь, возле небольшой бухты, когда-то стоял одинокий форт зингарского вельможи, скрывавшегося в этих диких краях от мести стигийского колдуна Тот-Амона. Зингарец погиб, дом его сгорел — и сейчас еще возле леса виднелись развалины стен и почерневшие, полузанесенные песком рухнувшие бревна частокола. Где-то неподалеку скрывалась в зарослях скала с пещерой, в которой Конан шесть лет назад обрел драгоценности Кровавого Траникоса — величайшего из бараханских пиратов прошлого. Эти сокровища помогли ему овладеть аквилонским троном, когда мятежный пуантенский граф Троцеро, взбунтовавшийся против короля Нумедидеса, разыскал киммерийца на этом пустынном берегу и предложил ему возглавить восстание…

Горелая Бухта, как ее теперь называли, пользовалась дурной славой, капитаны торговых и военных кораблей обходили ее далеко стороной, что было на руку морским разбойникам, которые укрывались в ней от преследователей или заходили сюда, чтобы подлатать свои посудины — на берегу валялись доски, обрывки снастей, ржавые котлы и другой хлам. Бандерос, плававший когда-то на каперском судне, хорошо знал это место и заверил Конана, что приведет корабль к сгоревшему форту без всяческих проволочек.

Однако киммерийцу и его спутнику пришлось ждать три дня, прежде чем к берегу подошла длинная диера с гологрудой женщиной-рыбой на носу. Чуть ниже фигуры, словно грозный рог, торчал таран: прочная балка с тремя острыми выступами, обшитыми бронзой. Две мачты несли четыре паруса: два нижних, черно-желтых, из полос кожи и крепчайшего шелка, и верхние, красные, сверкающие, точно языки пламени. Полукруглая корма спокойно возносилась над лазоревой гладью залива, на противоположном конце возвышалась, протянувшись вперед, носовая часть с капитанской каютой. От кормы до носа судно имело более пятидесяти шагов, в ширину — около семи. Борта диеры были выкрашены свежей желтой краской, чуть ниже верхнего ряда весельных отверстий шла красная полоса. Нижние отверстия были законопачены, что позволяло выходить на судне в любую погоду. Называлась эта щеголиха «Дочь морей».